Разговаривать Кожебаткин перестал. Одним из первых в этом убедился Валерыч, и именно кожебаткинская метаморфоза окончательно утвердила его в решении покинуть Вьюрки любым способом. Он встретил Кожебаткина ранним утром, тот семенил по обочине навстречу, прижимая к груди обглодок кукурузного початка.

— Здорово, — кивнул Валерыч.

Кожебаткин резко повернул к нему сухое личико, шевельнул носом и промолчал. Втянул ноздрями воздух, с отчетливым наждачным звуком поскреб быстро-быстро щеку и пошел дальше.

А как-то ночью проснулась в дачной кухоньке Юлька-Юки. Хоть Юки и красилась в радикальный черный и носила стальной прыщик пирсинга в пупке, ей было пятнадцать и к одинокой жизни она не привыкла. Юки спала в кухонном домике, потому что там успели поставить новую дверь с крепким замком. Родители потихоньку обновляли дачу и как раз уехали на пару дней договариваться о стройматериалах, когда Вьюрки неведомым образом замкнулись.

Юки проснулась от ночного шороха и лежала, ждала, когда сон возьмет верх над тревогой. Вдруг отчетливо грохнуло за стеной. Кто-то задел бочку для дождевой воды, а потом прохрустел вдоль стены по гравию. Сразу стало холодно и тоскливо. В углу возле раскладушки стояла швабра, Юки захотелось взять ее и вылететь на улицу с криком «кто здесь?», чтобы закончить все разом и взглянуть на те неведомые фигуры, о которых во Вьюрках многие вполголоса говорили. Юки скатилась с раскладушки и подползла к окну. Начала потихоньку выпрямляться, щурясь, как будто надеялась, что если ей будет плохо видно, то и ее будет плохо видно. Пыльный край шторки лег на лоб, Юки поднырнула под него и распахнула глаза.

В огороде копошилось что-то крупное, морщинистое, голое. По бокам у существа шевелились острые отростки, похожие на ощипанные крылья, а головы не было. Юки взвизгнула и сдавила пальцами край подоконника, а спустя секунду поняла, что это не крылья, а локти, и голова есть, просто свешивается низко. По ее огороду, прижимаясь к земле и настороженно вытянув шею, ползает голый Кожебаткин и грызет, не срывая, кабачки.

Он воровато оглянулся, по подбородку стекал липкий сок.

— Уходите! — севшим голосом крикнула Юки, барабаня согнутыми пальцами по стеклу. — Перестаньте! Вы больной!

Она была воспитанной девочкой и даже сейчас не решилась перейти на «ты». А Кожебаткин вдруг страшно испугался, сорвался с места и нырнул в малинник. Колючие ветки сомкнулись над ним, покачались и успокоились, и огород снова дремал под луной, как будто ничего не было.

Наутро выяснилось, что кто-то ограбил магазин. Точнее, деревянный ларек недалеко от исчезнувшего поворота, в нормальные времена снабжавший Вьюрки продуктами. Торговала в нем усатая, всегда завернутая в шаль Найма Хасановна. На одном из собраний было решено, что отныне магазин считается складом, с которого можно брать продукты только в случае крайней необходимости, под надзором Наймы Хасановны, записывавшей, кто, сколько и почем взял. Сначала она брала деньги, но дачники все чаще просили записать в долг, и денежный оборот сошел на нет.