— Да любой отец поступил бы так же, — возразил я. Услышав себя со стороны, решил уточнить, но фраза «Любой отец помешал бы забрать ребенка из семьи и передать наркоманам» прозвучала как-то жалко и неубедительно.
— Глупость, и вы это знаете, — парировал Эдвардс. Если бы не кандалы, он бы вскочил с места. — Любой нормальный отец сообщил бы в полицию и дожидался бы дома адвоката. Вы же бросились в бега. И похитили Йолу. Как и предсказал Иешуа.
Я покрутил пальцем у виска.
— Хорошо, возможно, иногда я действую немного импульсивно. Но это не значит, что я причиню зло дочери.
К моему удивлению, он улыбался, почти ласково. Как отец, который хочет обнять сына, потому что тот сморозил глупость, но глупость милую.
— Возможно, что вы это забыли? — спросил он.
Внутри у меня раскрылся и снова сжался невидимый кулак.
— Верите вы или нет, но Иешуа настолько хорош, что знает большинство людей лучше, чем они сами себя.
Я кивнул. Эти слова я уже слышал. От мужчины, который был сейчас мертв. Теодор Брауншвайг. Антрополог и программист Иешуа. Сгорел, как и Виго. Пожертвован ради высшей цели.
— Пожалуйста, давайте вернемся к моему брату.
Эдвардс часто заморгал.
— Да, вернемся к Космо. Анализ его доступных публичных профилей однозначно говорит о скором рецидиве.
— Он проходит терапию, — вяло возразил я. На самом деле недавно он исчез. Вылез из окна и сбежал из больницы Вирхов, прежде чем его успели перевезти в закрытую клинику в Бранденбурге.
— Я сомневаюсь в действенности терапии, — сказал Эдвардс. — Иешуа просчитал, что Космо прервет лечение, чтобы снова совершить насилие над ребенком. Признаки однозначны, говорят сами за себя. Как и в вашем случае.
— Признаки? — Я искусственно рассмеялся. — Какие еще признаки?
Одно мгновение Эдвардс словно смотрел сквозь меня.
— Вы интересуетесь юриспруденцией? — спросил он.
Я пожал плечами.
— Не больше, чем необходимо для написания моих книг.
— Вы любите сидеть в эротических чатах!
— Это ложь! — запротестовал я.
— Конечно, вы это отрицаете и возможно, даже верите в собственную ложь. Вы же просто больной!
— Больной?
Я смотрел поверх головы Эдвардса в окна небоскреба. Снегопад усилился. Здесь наверху возникало ощущение, что стоишь в пелене из облаков, которая опускается на огни большого города.
— Вы мочились в постель? — на полном серьезе спросил Эдвардс.
— А кто нет?
— Животных мучали?
Я закрыл глаза. В голове у меня блуждало, отзываясь эхом, слово «забыл». Я видел отца, который заставлял Космо убить кошку и таким образом проучить его: потому что нельзя было просто так брать деньги из банки из-под варенья.
— Поджигали? — Эдвардс продолжал инквизицию.
Я почувствовал слабость в коленях. Они задрожали. Застучали под столом друг о друга.
Поджигал?
Этот вопрос вызвал еще одно воспоминание. У меня в руке спичка. Передо мной связанный Космо. Отец, который кричит мне: «Ну же, давай!»
На шее Эдвардса от возбуждения проступили красные пятна, зато прошло судорожное моргание.
— Иешуа знает вас лучше, чем вы себя. У него есть доступ в вашу квартиру, в ваш рабочий кабинет, к вашему мозгу.