— Я был на исповеди, — ответил Артем после третьей ложки каши. — У отца Ермолая.

Девочка вытаращила глаза.

— Зачем ты туда ходил? — Она нагнулась к нему и зашептала: — Он страшный человек. Ищет, кого сжечь. И пытает дворню, как ведут себя господа и что говорят. Мне повариха рассказывала, она тоже ходила на исповедь. А если соврешь на ней, то умрешь. Вот как!

— Это все глупости, Чу. Я буду звать тебя так. Для меня ты будешь Чу.

— Ты дал мне имя, ваша милость, — бросилась она ему на шею. — Теперь ты мой отец.

— Какой отец? Ты что, Чу? Я еще молод, и детей у меня не было. — Артем испугался ее порыва и подавился кашей.

— По нашим обычаям всегда было так. Кто первым даст имя ребенку, тот его родитель. Поэтому мне здесь имени не давали. — Она уселась рядом с ним и сияла от радости. — Теперь я полноценная.

— Вот дурень! — всплеснула руками Агнесса. — Ну как же можно быть таким неосмотрительным. Папаша! — Она сплюнула ему на плечо и растерла ногой.

Арингил посмотрел с осуждением на тифлинга и размеренно заговорил:

— Вместо того чтобы плеваться, лучше бы продумала, что ему говорить. Парень не знает ваших правил, обычаев народа. Теперь многое становится понятным.

— Что ты имеешь в виду? — уперев руки в боки, воинственно спросила она.

— Хотя бы то, почему у тебя такой забитый подопечный с проклятыми руками. У парня с детства проблемы, и их можно было сгладить.

— Вот как? — прищурилась Агнесса. — Оказывается, это я виновата в его проблемах.

— Не в меньшей мере, чем он сам. Ты пренебрегала своим человеком.

— С чего ты это взял, санитар? Как ты, не зная меня, можешь об этом судить?

Арингил не обратил внимания на ее колкость и продолжал спокойно и веско говорить, припечатывая ее каждым своим словом:

— Тут знать много не надо, ты бросала своего подопечного без пригляда, и это только то, что стало известно. Ты хотела его смерти, чтобы тебе дали более способного. Но я уверен, что и его ты также бросила бы. Тебе интересны только твои ногти и глазки, которые ты красишь по три часа в день. А кроме того, ты всех вокруг обвиняешь, что они виноваты в твоих бедах.

— Ах, так! Ах, так!.. — Агнесса смогла произнести несколько фраз и вдруг разревелась. Она уселась, и слезы хлынули из ее глаз. Арингил, который не знал, как поступить, растерялся.

…Артем особо не расстроился: подумаешь, назвала отцом. Хорошо все обдумав, он решил, что в его жизни ничего не изменится. Да и в ее тоже. Но на всякий случай спросил:

— Что это для нас обоих будет значить?

— Теперь я не сирота… — начала она перечислять преимущества и недостатки и, помолчав, на этом закончила. — И все. Больше я ничего не знаю. Но надеюсь, когда инквизитор потащит меня на костер, ты не отдашь меня ему.

Артем доедал кашу и удивленно посмотрел на девчонку.

— А зачем ему тебя тащить на костер?

— Я — баска, и значит, идолопоклонница. Поэтому. Инквизиторы часто нас обвиняют в этом и сжигают.

— А ты точно поклоняешься деревьям? — спросил Артем, допивая молоко.

— Нет, не поклоняюсь, я не знаю, что это такое. Мой народ, живущий в лесах басков, поклоняется этим деревьям. Моя мать поклонялась. А я — нет.