Каширин тряхнул головой и сказал:

— У вас, Клим Пантелеевич, как всегда, все очень складно получается, но, согласитесь, все это только предположения. Нам нужны свидетели. Лишь только они могут подтвердить вашу версию. А их, к сожалению, у меня пока нет. Видите, как народ разбегается. Всем некогда, недосуг, заняты. Сознание у наших компатриотов, можно сказать, нулевое.

— Свидетель — не единственное доказательство. Главное — вскрытие. Поставьте прозектору вопрос: имеется ли гарь в легких трупа? Если она не обнаружится, значит, потерпевший был убит до пожара. Если же гарь будет наличествовать, то получается, что в момент пожара он был еще жив и дышал. Правда, он мог находиться и в бессознательном состоянии. Но это уже другой вопрос. Тут придется выяснять причину потери сознания.

— Логично, — согласился Каширин. — Но скажите, а почему, разыскивая барона, вы направились именно к нам? Мало ли где мог находиться Красицкий? Он же теперь был человеком свободным, вдовцом.

— Я знал, что полиция установила за ним наружное наблюдение. Если это так, то кому как не вам знать его местонахождение?

— Да, установила. А откуда вам известно? Я ведь вам о слежке не упоминал.

— Это результат моих совершенно случайных наблюдений. Второго дня я оказался невольным свидетелем встречи барона и молодого человека, которого я видел в ювелирном магазине Гиршмана с дамой еще двадцать шестого мая. Как позже я понял, это и была жена Красицкого. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что именно он — этот молодой франт — и передал Гиршману фальшивые деньги. Он же, по всей видимости, подарил их в виде роз и покойной жене барона. И именно этот человек причастен к ее гибели… Так вот, за столиком летнего ресторана в Купеческом саду он о чем-то беседовал с этим незнакомцем. Потом они встали и ушли; за ними увязался полицейский хвост. К сожалению, филер потерял объект слежки. Вечером я тут же позвонил барону и попросил его объяснить, для чего он встречался с этим господином. Красицкий ответил мне, что Жоржик — именно так звали его собеседника — заядлый картежник, и они часто играли вместе. А барон, перебирая вещи жены, наткнулся на визитную карточку Жоржика, в которой тот именовал себя графом. Собственно, для того чтобы выяснить причину появления карточки у покойной супруги, Красицкий и позвонил ему, условившись о встрече в Купеческом саду.

— Вы правы. Его кличка Жоржик. Он мошенник. Настоящая фамилия — Непорецкий. Теперь уже нет никаких сомнений, что он причастен к убийству Гиршмана и его работников. Ваши сведения только добавили красок в картину происшедшего. Но мне непонятно одно: откуда вам известно, что именно Жоржик расплатился фальшивыми купюрами, а не кто-то другой. Даже находясь там, в ювелирном магазине, вы не имели возможности рассматривать чужие банкноты, ведь так?

— Видите ли, перед смертью Гиршман посетил своего старого знакомого, банкира. Тот, кстати, собирался обратиться в полицию. Уж не знаю, был ли он у вас или нет, но он поведал мне, что, по словам покойного ювелира, поддельные ассигнации ему подсунул тот самый молодой человек, который и покупал часы своей даме. Как вы понимаете, нам неведомо, что конкретно после этого предпринял Гиршман. Начал ли он вымогать у баронессы деньги или, может, попросил, чтобы ему вернули только убыток? Теперь узнать это мы сможем только от Жоржика.