В Московском царстве варкой селитры повсеместно занимались «частники», продавать ее могли в Пушкарский Приказ, или «дельцам», что имели «лицензию» на изготовление пороха. Минимальная закупочная цена одного пуда селитры от двух рублей десяти алтын. Но последнюю партию удалось приобрести фактически контрабандой. Обошлись княжеской казне жалкие десять пудов «ямчуги» в тридцать пять рублей.
Цена прямо-таки «кусалась» – но сейчас и за вдвое большие деньги ничего не прикупишь!
Потому что турецкая армия вскоре выйдет в поход от Очакова, направится к Чигирину – грядет большая война, в которой порох будет расходоваться тысячами пудов. Так что из Московского царства сейчас получить можно от мертвого осла уши, а не порох, придется выкручиваться собственными силами, а они немощные и хилые.
Юрий предпринял меры еще с первой осени, когда бывшие невольники построили Славянское городище. Прошлым летом уже к северу от Галича соорудили две варницы, да в каждой из новых слобод по одной. Но сырье в ямах только «доходит», надо это тревожное лето как-то пережить – большая война категорически не нужна.
Та сотня пудов селитры была уже переработана на пороховой мануфактуре в Торском городище, поступление будет только «свое», в несколько пудов. Серу потихоньку выкапывают, благо она встречается в здешних недрах часто, но не в промышленных масштабах, разумеется.
Однако сырья вполне хватает, даже некоторые излишки остаются – в Приказе Рудных Дел собраны знающие мастера, даже карту составили, где и что в недрах залегает. Изучают край внимательно и дотошно, при помощи местных жителей и казаков. Галицкий даже не ожидал, что люди 17-го века знают о железной руде и прочих минералах так много.
Именно нехватка пороха остановила производство «единорогов», хотя меди и олова было запасено изрядно. Неудачные испытания первых двух образцов заставили Юрия напрячь свою память не на шутку. И он решил пойти опытным путем – отлили короткие стволы гораздо меньшего калибра и веса, всего на шесть пудов каждый.
Напрягли хилые технологические возможности, изготовив гигантские сверла. И попросту рассверлили стволы примерно до 76 мм, используя привод от водяной мельницы. И вышли весьма неплохие пушки, которые он сразу окрестил «трехдюймовками».
Вместе с лафетом весят до двадцати пудов, стреляют чуть ли не на километр, немногим меньше принятой здесь версты. Да и скорострельность приличная – испытал на них картузное заряжание из пяти элементов – ядро, граната, шрапнель и картечь – ближняя и дальняя. Странная штука память – гуманитарные науки его страшили в школе, зато с «железками» любил заниматься до самозабвения. И хотя историю войн почти не знал, но вот само оружие, что старинное, и тем более современное изучал в охотку, запомнив, как выяснилось здесь, очень многое из увиденного и прочитанного.
Хорошо, что в первую зиму составил перечень измерений, постаравшись подогнать пяди и аршины, которых оказалось тут превеликое множество, в привычные для него сантиметры и английские дюймы. Презабавная вышла система – в сажени три аршина или семь футов, два вершка равны трем с половиной дюймам. Пришлось даже изготовить первые эталонные образцы и лекала, чтобы навести хоть какой-то порядок в общих мерах, систематизировать производственный процесс.