– Это верно, Юрий Львович. И сколько у тебя уже походов в степь сделано? И полона сколько освобождено?

– Три каравана с невольниками я у крымчаков отбил, более трех с половиной тысяч православных привел в свое княжество. Около двух десятков татарских кочевий разорил в пух и прах – примерно еще полтысячи рабов от их скорбной участи освободил. Всех в Галич сопроводил – душ триста решили на прежние места подаваться. Препятствий им никаких не чинил, покормил, одежонкой и припасом на первое время обеспечил. Неволей у себя никого не держу, Григорий Григорьевич.

Юрий с немым вопросом посмотрел на Ромодановского – заданные вопросы ему сильно не понравились. И он тут же уточнил:

– Все невольники, что из крымского рабства освобождены, по обычаю крепостными не являются. А у меня все людишки вольные и вправе сами выбрать возвращаться ли им к помещикам, или селиться на землях моих. А добыча от татар и ногайцев с бою взята, кровью нашей полита. Недаром казаки говорят – что на саблю в бою взято, то свято. Так что при всем своем желании прежним хозяевам я вернуть ее не могу. Раз они сами не могли свое добро от грабителей уберечь, то потеряли его.

– Да я все понимаю, Юрий Львович, – усмехнулся воевода. – И сам представить не могу, как ты запорожцев и донцов уговорил от части моего серебра отказаться.

– Сам не знаю, – Юрий развел руками. – Казаки на полтора десятка бочонков претендовали, и хоть я и говорил, что серебро то для таких воев как они предназначено, что с османами воюют, но уперлись, все твердили, что лучше охранять его надо. И биться жестоко с татарами, ибо такое богатство ворогу никогда оставлять нельзя!

Юрий заметил, как после его слов насупился Ромодановский, сжав кулаки. Видимо, почем зря костерил нерадивых охранников, что богатую войсковую казну «прошляпили». И понимая, что вопрос щекотливый, постарался быстрее «съехать» с темы:

– Потом, после уговоров, решили две трети серебра отдать, но пять тысяч себе оставить. Но на посулы мои поддались, обещал я им кафтаны новые воинские пошить, и по штуцеру всем выдать с припасом на сотню выстрелов к каждому. Вот тут и воцарился между нами мир и согласие – они даже десятину не только церкви, но и мне в казну на предприятие военные отдали. Так что выручил ты меня с сукном, Григорий Григорьевич, а то я не знал, что и делать. Закупаем мы его, а на то деньги постоянно нужны – в добычи, конечно, есть, но людишек одевать нынче надо, чтоб бывшие невольники зиму пережили. А лен только разводить начали…

– Хорошо, придумаю, как расходы твои восполнить, что железом, что сукном, как выйдет.

– Выкручусь, князь, не первый раз…

– Не думаю, Юрий Львович. Жди большую орду вскорости – крымский хан такого побоища и смерти калги-султана, именно тобой убитого, не простит. Так что набегами тебя изводить будут – потому я тебе порох и свинец приказал доставить. И пока Селим-Гирей все окрестности твоего княжества не разорит, твое войско не разобьет, а тебя с арканом на шее в Бахчисарай не приведет – большой ордой крымчаки к Чигирину не пойдут. Бояться они уже того, что ты по их кочевьям в любой момент пройти можешь. А ведь есть еще запорожцы, которые их набегами изводят.