Заодно с поездкой на премьеру фильма в Цюрих я принял предложение выступить в Москве. Соблазнили меня две вещи: необыкновенно щедрый гонорар и возможность полететь из Цюриха в Москву на частном реактивном самолете. Этот перелет сам по себе оказался памятной историей. На борту было только четверо пассажиров: я, Мэрилин, мой бывший пациент, с которым я много лет назад провел всего один сеанс, и близкий друг этого пациента, русский олигарх, которому принадлежал самолет.
Меня усадили рядом с олигархом, с которым я самым приятным образом и проговорил весь полет. Он оказался очень вдумчивым, душевным человеком, обеспокоенным неудачами в нескольких сферах своей жизни. Я посочувствовал его невзгодам, но из вежливости не стал копать слишком глубоко. Лишь намного позже я узнал, что целью (увы, необъявленной) этого полета было сделать так, чтобы я провел с этим осажденным несчастьями человеком сеанс психотерапии. Если бы только я об этом знал, если бы кто-то сказал об этом более прямо, я бы постарался помочь ему.
Мою лекцию в Москве организовывал Московский институт психоанализа, она проходила в зале, который часто используется для проведения рок-концертов. Спонсоры планировали дать синхронный перевод через семьсот имевшихся в наличии наушников, но на выступление пришли тысяча сто человек, и это вызвало такой хаос, что организаторы отказались от первоначальной идеи. Они потребовали вернуть наушники и велели перепуганной переводчице переводить вживую.
Когда я начал свое выступление и заметил, что ни одна из моих шуток не вызывает в зале улыбки, я понял, что у нас серьезная проблема с переводом. Впоследствии организаторы сказали мне, что переводчица перенервничала, и ей потребовалось около пятнадцати минут, чтобы успокоиться, но после этого она прекрасно справилась с работой.
После конференции спонсоры устроили театральное представление – на русском языке – по «Арабеске», одному из рассказов, вошедших в книгу «Все мы творения на день». Его героиней является русская балерина. Две необыкновенно красивые актрисы, одетые в экзотические костюмы, изображали сюжет в лицах, а за ними молча наблюдал старик (полагаю, я сам), сидевший в углу. Фоном для спектакля служил большой киноэкран, на котором рука художника маслом писала прекрасные сюрреалистические узоры. Под конец мероприятия мы с Мэрилин провели «марафонскую» автограф-сессию.
В Москве я принял необычное приглашение – провести полуторачасовую встречу с сотрудниками банка и обсудить с ними экзистенциализм. Мы встретились в красивом большом зале на верхнем этаже небоскреба. Присутствовало около пятидесяти человек, в их числе президент банка, один из немногих, кто говорил по-английски. Я совсем не говорю по-русски, и необходимость перевода сильно затрудняла разговор.
Слушатели казались совершенно незаинтересованными в экзистенциализме и не задавали никаких вопросов. Я предположил, что у них нет желания участвовать в свободной дискуссии в присутствии начальства, и постарался выяснить, так ли это, но мои усилия не дали результата. Президент банка сидел в первом ряду, не отрываясь от своего айпада, и спустя двадцать минут прервал наш сеанс сообщением, что Европейский Союз только что ввел еще более суровые санкции против России. И он хотел бы, чтобы мы использовали оставшееся время для обсуждения тревог, связанных с таким поворотом событий.