– Я редко здесь бываю. Мой молодой человек преподает в Магдалене, и бо€льшую часть своего времени я провожу там. То есть я хочу сказать, что здесь удобно и все такое, но Оксфордом это не назовешь, правда?

Она жестом предлагает им сесть. Дивана едва хватает на двоих, и Сомер ощущает неловкость, чувствуя, как ее бедро касается бедра Гислингхэма.

– Полагаю, вы хотите поговорить со мной о Майкле Эсмонде? Какой ужас все то, что случилось…

Все говорят одно и то же. И иногда одними и теми же словами.

– Как я понимаю, о сексуальном харрасменте сообщил ваш молодой человек? – начинает разговор Гислингхэм.

– Я не хотела раздувать скандал, – Камински кивает, – но Нед был вне себя. Он хотел, чтобы я обратилась в полицию, подала официальное заявление, то есть все, как положено.

– И, насколько мне известно, доктор Эсмонд отрицает все обвинения?

Она садится, но на самый краешек, как будто готова в любой момент упорхнуть.

– А вы как поступили бы на его месте?

– А сами вы с ним об этом не говорили? – задает вопрос Сомер.

Лорен качает головой.

– Нет, я не общалась с ним с того самого вечера. Все это привело меня в сильное замешательство. И я решила – пусть этим занимаются на факультете. Им за это деньги платят.

– А как он вел себя с вами до этого? – интересуется Гислингхэм. – Он никогда…э-э-э…

– Не подкатывал ко мне? – Женщина улыбается, видя затруднение сержанта. – Нет. Он всегда был – как это у вас, британцев, говорится? – сдержан. И застегнут на все пуговицы. До того самого вечера. Я думаю, что во всем виновато спиртное.

– Но это его не извиняет, – нахмурившись, замечает Сомер.

– Нет, конечно. Он вел себя, как сексистское дерьмо. Послушайте, он же мне раньше нравился. И все это было на него совершенно не похоже. Я уже сказала, что не стала бы ничего предпринимать, но Нед был против.

– То есть до того дня между вами не было никакого флирта, ничего, что указывало бы на то, что вы интересуете его в этом смысле?

– Не-а, – ответила Лорен, пряча зевоту. – Простите, это все смена часовых поясов.

– А что еще? – продолжает Сомер. – Может быть, вы обратили внимание на что-то в поведении доктора Эсмонда в последние несколько месяцев? Другие говорят, что он был в состоянии сильного стресса. Вы так не считаете?

Камински задумывается.

– Я не так часто с ним встречалась. Но, по-моему, он был немного не в себе. Вся эта история с рецензией на работу Кёйпера тоже сыграла свою роль, но ведь можно сказать, что он сам во всем виноват… Вы же слышали об этом, да?

В ответ Сомер утвердительно кивает.

– А еще что-нибудь вы можете нам рассказать? Что-нибудь, чего мы еще не знаем?

Камински с трудом подавляет зевок.

– Вряд ли… Послушайте, может быть, перенесем нашу встречу? Я действительно в полном ауте. Если что-нибудь вспомню, то позвоню вам.

Сомер смотрит на Гислингхэма – больше здесь они ничего не узнают. Детективы встают.

– Благодарю вас, мисс Камински, – говорит Гислингхэм у двери. – И обязательно позвоните нам, хорошо? Даже если вспомните что-то, на ваш взгляд, совершенно неважное.

Они спускаются по лестнице и выходят на холод. Сомер натягивает берет, и Гислингхэм говорит с улыбкой: