Она колеблется и смотрит в коридор у меня за спиной.

– А как же ваша жена, сэр…

– Она у сестры.

– Ну, если вы так считаете… – Сомер улыбается. – Почему бы и нет?

Я иду вслед за ней на кухню, наблюдая, как она изучает внутреннюю отделку, мебель и декор. И, естественно, делает выводы. Ведь нас учат именно этому. Хотя вовсе не нужно быть полицейским, чтобы прийти к некоторым очевидным выводам, глядя на состояние, в котором находится дом. Грязь, пустые упаковки возле задней двери, тот факт, что, вернувшись, я первым делом не принял душ… По идее, меня должно напрячь то, что она все это видит, но почему-то я ничего не чувствую.

– Бокал вина? – предлагаю, указывая ей на стул.

– Половинку, – отвечает Сомер. – Я за рулем.

Я достаю бутылку и чистый бокал.

– И что же рассказал вам Филипп Эсмонд?

– Когда констебль Эверетт рассказала матери Эсмонда о том, что тот пропал, та упомянула какую-то лачугу. Оказалось, что это пляжный домик на Саутгемптон-уотер.

– И?..

– Понимаю, что это выглядит притянутым за уши, но вам не кажется, что нам стоит проверить это место? Просто для успокоения души?

– А почему, черт побери, он должен быть именно там?

– Я знаю, что в этом нет никакой логики. Просто вспомнила одно из сообщений на горячую линию, касающееся Хайта[60]. А это недалеко от Саутгемптона.

В этом есть какой-то смысл.

– Ладно, – говорю, – я с утра свяжусь с полицией Хайта – хуже от этого никому не будет.

Наверху раздается звонок стационарного теле- фона.

– Прошу прощения.

Я хочу, чтобы это была Алекс. И убеждаю себя, что это звонит она; а почему на домашний телефон – убедиться, что я дома, в одиночестве и что мы можем поговорить…

Но когда я снимаю трубку, то слышу раздражающе жизнерадостный голос автоматизированной банковской системы безопасности. И даже на мгновение ощущаю некое изумление, что их алгоритм уже успел обнаружить беспрецедентное преобладание счетов из заведений быстрого питания в последнее время. Но подтверждение последних трех транзакций занимает у меня больше времени, чем хотелось бы, и к тому времени, когда я возвращаюсь на кухню, Сомер занята тем, что заполняет посудомойку. Чистая посуда ровными рядами стоит на столе.

Констебль слегка краснеет.

– Я не хотела открывать ваши шкафы. Ненавижу, когда люди это делают. – Видя мое лицо, она прикусывает губу. – Простите, я вовсе не собиралась вмешиваться. Просто хотела чем-то помочь… – Ее голос стихает. – Простите, – повторяет Эрика, и ее щеки становятся пунцовыми.

– Я это тоже ненавижу, – говорю я с гримасой. – Но, слава богу, вы разобрали эту чертову посудомойку. Я вот уже почти неделю откладываю это до лучших времен.

Она улыбается с явным облегчением.

– Готова убрать у вас в гостиной за еще один бокал вина.

– А мне показалось, что вы за рулем…

– Я могу вызвать такси. А машину заберу завтра, по пути на работу.

Теперь наступает моя очередь улыбаться.

– Ну, если вы так считаете…

2 мая 2017 года, 12:27

247 дней до пожара

Саути-роуд, 23, Оксфорд

Сэм сидит на кровати в свободной спальне на верхнем этаже и смотрит в окно. Она привыкла приходить сюда в «плохие» дни. Как будто она может собрать весь негатив и спрятать его в этой полупустой, гулкой комнате, которой вот уже много лет никто не пользуется… Как будто таким образом может сделать так, чтобы негатив не распространялся на остальной дом – на ее жизнь… В самой комнате прохладно, но на улице светит солнце, и, несмотря на сорняки, в саду расцвели цветы. Целое буйство тюльпанов возле одного из бордюров. Махровые алые лепестки с черными пестиками в центре. А здесь, в комнате, на нее словно давят какие-то серые облака на самой периферии ее зрения. Она ощущает явную болезненность у основания черепа. Но Майкл говорил, что может заскочить днем, чтобы узнать, как у нее дела. Он не хочет обнаружить ее в этой комнате. Он только разволнуется еще больше, а в последнее время ему и так достается.