Михаил даже чуть отодвинулся, Азазель, распаляясь все сильнее, сказал примиряюще:
– Понял-понял. Здесь заповеди тоже толкуют очень даже… стоит посмотреть, что здесь за нравы.
Азазель промолчал, вперил взгляд в стремительно бросающуюся под колеса серую ленту шоссе. Автомобиль в левом ряду прет на огромной скорости, благо на шоссе других машин практически нет, Михаил тоже помалкивал, серьезных нарушений Азазель умело избегает, а за всякие мелочи отделывается штрафами, благо местных денег у него всегда с избытком.
На востоке начало светлеть, узкая полоска разделила темную землю и темное небо, пошла подниматься ввысь, а снизу чуть-чуть заалело.
Азазель бросил короткий взгляд в сторону рассвета, но лицо его не посветлело, как чувствовал по себе Михаил, а стало еще темнее.
– Приближается не только Тьма, – сказал он тяжелым голосом. – Что-то в самой Тьме, неподвластное ей… Еще более страшное и чудовищное, чем грядущая и неизбежная Тьма, и эта опасность приближается к Земле…
Михаил взглянул на него пристально.
– Что-то скрываешь, гад. Знаешь больше, чем я предполагал… и даже больше, чем мог узнать.
– Это как?
Михаил не сводил с его острого профиля взгляда.
– Сколько бы ты ни прожил на земле, – пояснил Михаил, – ты не мог узнать о тех, кто находится от тебя в другом городе. Тем более на другом континенте. Но ты знаешь.
Азазель отмахнулся.
– Да это так, случайности. Когда живешь сотни лет, накапливается многое…
Михаил покачал головой.
– А мне кажется, никакие не случайности.
– А что же? – спросил Азазель. – Ты стал слишком подозрительным, Михаил. Это жизнь на небесах тебя испортила?
Михаил огрызнулся:
– Я вижу, в какую опасную клоаку попал! Потому и подозрительный. И все здесь отвратительно!
– Нет в тебе романтики, – сказал Азазель обвиняюще.
– Чего-чего?
– Хотя, – договорил Азазель раздумчиво, – какая романтика в служении власти? Романтика только в бунтарстве… ты как насчет? Хотя что это я…
Михаил сказал с подозрением:
– И еще как-то многое не вяжется. Я многое в этом мире не понимаю, но эта беготня какая-то хаотичная… Гоняемся за демонами, за нами тоже гоняются. Как-то все случайно…
– Вся жизнь из случайностей, – заверил Азазель, – и упущенных возможностей. А тебе нужна упорядоченность?
– А кому не нужна? – спросил Михаил. – Людям тоже необходима. У вас приемлемым считают разве что неупорядоченный и даже случайный секс, но это чревато, даже я знаю.
– Теоретик, – гордо сказал Азазель. – Ладно, вон уже виден наш дом… Гуляки возвращаются из ночных клубов, но разве мы погуляли не веселее?
Сири ничуть не изумилась их позднему возвращению, в ванной комнате послышался шум льющейся воды, кофемолка сразу затрещала зернами, а плита вспыхнула множеством значков и цифр сверху и по бокам духовки.
– Садись, – велел Азазель, – я сам соберу на стол, а то у тебя руки трясутся. От жадности, да?
Михаил сказал с тоской:
– Что за мир, что за сумасшедший мир…
Азазель ответил с покровительственной ноткой:
– Мне все чаще кажется, Всевышний вообще не интересуется людьми так, как они полагают в своем великом самомнении. Он создает Великие Идеи, претворяет их целиком, заботясь лишь о целостности проекта, а не о каждой песчинке в его грандиозном здании. Эй-эй, сперва салатик! Ты же в человеческом теле, забыл? А салатик полезно.