Только один дом на небольшом холме смотрится предельно ухоженным, словно хозяева не верят ни в какие переселения или там живут протестанты, основатель которых Лютер как-то заявил: «Если мне скажут, что завтра конец света, сегодня все равно посажу дерево».
Азазель проехал мимо этого дома с ухоженным садиком и прекрасной теплицей, Михаил успел рассмотреть тщательно подстриженные кусты роз, а машина все катилась дальше, где еще через два участка увидели дом и двор, которые Михаил назвал бы худшими во всей деревне.
Азазель припарковал автомобиль на обочине и, отстегивая ремень, объяснил:
– Здесь и происходило.
Михаил буркнул:
– Все загажено, запущено… Как в этом доме живут?
– Здесь такое вот, – пояснил Азазель, – красиво называется неполными семьями… Если не так красиво, то неблагополучными. Если совсем уж правду, то… нет, не буду учить тебя нехорошим словам. В общем, хозяйка постоянно пьет и скандалит, мужики у нее чуть ли не каждый раз другие, соседи тоже не подарок, оторви да выброси…
Михаил пошел рядом, все еще не понимая, что привело сюда Азазеля, старательно всматривался во все, что может показаться подозрительным, но, увы, к чему прицепиться не находил.
Забор ветхий, в щели носорог пройдет, кое-где вообще повалился, но калитка на месте, и Азазель честно подошел к ней, просунул руку в щелочку и отодвинул с той стороны задвижку.
– Заходи, Мишка, – сказал он с подъемом. – Здесь без церемоний. Почти коммунизм, как понимал великий Томас Мор.
– Ты еще Кампанеллу вспомни, – буркнул Михаил.
Азазель от изумления даже остановился.
– Что, этот тип у вас? А я думал, в аду…
Они прошли по дорожке, заметной только по тому, что бурьян там втоптан в сухую землю, а на крыльцо, завидев их, вышла женщина.
Михаил окинул ее взглядом с головы до ног, Азазель не приврал, женщина хоть и заметно спивающаяся, даже со здоровенным фингалом под глазом, но все равно к такой мужики будут выстраиваться в очередь, с великолепной сочной и, как здесь говорят, сексуальной фигурой: в меру полная, с крупной высокой грудью, что пытается выбраться наверх из тесного белья, все еще гибкая в поясе и широкая в бедрах, с оттопыренной кверху задницей.
– Полиция? – спросила она таким же сочным зовущим голосом. – Ваши уже приходили.
– Мы из другого отдела, – сказал Азазель. – Есть предположение, что это соседи ваши вредят. Женщина вы очень красивая, мужчины с вас глаз не сводят, а соседок это раздражает.
Она победно усмехнулась, красивым жестом поправила волосы, все еще роскошные и пышные, заодно приподняв грудь и показав во всей роскоши.
– Если бы только раздражало, – ответила она тем же очень женским голосом. – На прошлой неделе эти мерзкие сволочи перебросили через забор дохлую кошку!..
– Ужас какой, – посочувствовал Азазель.
– Они такие, – пожаловалась она. – И вообще швыряют всякие обрывки грязных газет, пластиковые пакеты, а когда указываю, объясняют, что ветер занес!
– Надо бы камеру поставить, – сказал Азазель. – Заснять, а потом в суд! Или еще лучше, пригрозить судом и тюрьмой, а они пусть каждый день ставят по бутылке водки!