— Господи, я вовсе не это имел в виду, Арве. Я просто…
— Сколько?
— Подожди. Так у тебя есть алиби или нет?
— Алиби у меня нет, зато до хрена денег. Говори количество нулей, а я подумаю.
— Арве, если тебе нечего скрывать…
— Конечно есть, идиотина! Думаешь, мне хочется, чтобы меня повесили по ошибке как насильника и убийцу? Поговорим при встрече.
— И вы встретились? — спросил Харри Холе.
Арве Стёп покачал головой. За окном уже начинало светать, но фьорд был по-прежнему черным.
— Не успели. Его убили.
— А почему вы сразу мне ничего не рассказали?
— Вы что, серьезно? Я же не знал, что именно для вас может оказаться важным, так зачем же мне вмешиваться? Не забывайте, что мое имя — это торговая марка. И это фактически единственный капитал «Либерала».
— Я припоминаю, в одном интервью вы вроде говорили, что единственный капитал «Либерала» — целостность вашей личности?
Стёп недовольно пожал плечами:
— Целостность, торговая марка… Это одно и то же.
— Значит, то, что выглядит как целостность, и является ею?
Стёп посмотрел на Харри:
— Этим «Либерал» и занимается. Если люди думают, что то, что им впарили, — правда, они довольны.
— Хм. — Харри посмотрел на часы. — Ну и как вы считаете, теперь они будут довольны?
Арве Стёп не ответил.
Глава 28
День двадцатый. Болезнь
Бьёрн Холм довез Харри из Акер-Брюгге до полицейского управления. Старший инспектор натянул на себя мокрую одежду; когда он сел в машину, под ним захлюпало.
— «Дельта» двадцать минут назад взломала дверь в ее квартиру, — сообщил Бьёрн. — Они три смены снаружи отсидели.
— Да она и не должна была там появиться, — вздохнул Харри.
В своем кабинете на шестом этаже Харри переоделся в полицейскую форму, которая висела на вешалке и в последний раз была надевана во время похорон Джека Халворсена. Он вгляделся в свое отражение в оконном стекле. Мундир, пожалуй, действительно стал ему великоват.
Гуннара Хагена уже успели разбудить, и он примчался в контору. Теперь он сидел за столом и слушал краткий доклад Харри.
Известие было таким ошеломляющим, что он даже забыл рассердиться на Харри из-за его самодеятельности.
— Значит, Катрина Братт и есть Снеговик, — медленно сказал он, как будто, произнеся эти слова вслух, с ними легче будет примириться.
Харри кивнул.
— А ты веришь Стёпу?
— Да, — ответил Харри.
— И кто может подтвердить все его рассказы?
— Все умерли. Бирта, Сильвия, Идар Ветлесен. Так что он тоже мог бы оказаться Снеговиком. Это-то Катрина Братт и хотела выяснить.
— Катрина? Так ты же сказал, что она и есть Снеговик. Зачем тогда ей…
— Я сказал, что она хотела выяснить, мог бы Стёп оказаться Снеговиком. Ей нужен козел отпущения. По словам Стёпа, когда он сказал, что у него нет алиби на то время, когда были совершены убийства, она произнесла «хорошо», объявила его Снеговиком и стала душить. А потом услышала грохот автомобиля, на котором я въехал в подъезд, поняла, что мы уже почти на месте, и была такова. План-то наверняка состоял в том, чтобы мы обнаружили Стёпа мертвым в его собственной квартире, решили, что он повесился, и успокоились: преступник вроде как найден. Как и произошло, когда мы нашли Ветлесена. И как могло бы произойти, если б ей удалось застрелить Филипа Беккера во время ареста.