Нико разжег огонь в камине, Эллен и Сандра тем временем позаботились о напитках. Затем все устроились в креслах и смотрели на пламя. Никто больше не заговаривал о пребывании Анники в психиатрической клинике, как и о срыве Тимо.

Спустя какое-то время Анна первой прервала молчание.

— Что же мы будем делать ночью?

— Спать? — Давид, кто ж еще.

— Можно взять матрасы из пустующих номеров и разложить здесь, — предложил Нико. — Так мы будем вместе.

— Нет уж, — заявил Давид. — Можете устраивать здесь хостел, но без меня.

Маттиас тоже энергично замотал головой, после того как Анника что-то шепнула ему.

— Что, если этот маньяк среди нас, а вовсе не прячется где-то в отеле? Нам что, засыпать себе, в то время как он только и ждет возможности вырезать кому-то язык или выколоть глаза?

— Это же абсурд. — Йоханнес попытался отстоять предложение Нико.

Маттиас насмешливо вскинул брови.

— Да ну? Тот несчастный, что лежит сейчас за дверью в снегу, видимо, был не в курсе, что это абсурд.

Йоханнес промолчал. Другие тоже не горели желанием высказаться. «И неудивительно», — заключила Йенни, глядя на окружающих ее людей. Бледные лица, темные круги под красными, глубоко запавшими глазами, смотрящими в пустоту. Силы и нервы у всех были на исходе, и у нее в том числе.

— Что ж, — сказала она, поднимаясь, — тогда я пойду в свой номер, запрусь на замок и придвину к двери всю мебель, какую только смогу сдвинуть. Потом лягу и попытаюсь заснуть. Я больше не могу.

Никто и не пытался ее удержать.

— Доброй ночи. Увидимся утром.

Она уже приблизилась к двери, когда за спиной послышался голос Давида:

— Надеюсь, в полном составе.

Она просыпается от жгучей боли, пронзающей голову. Как только сознание выходит из оцепенения, у нее лишь одна потребность: перекрыть вентиль, избавиться от немыслимой, нестерпимой боли, пока та не выжгла ей рассудок. Необходимо раскрыть рот, закричать что есть сил в легких. Сейчас, немедленно.

Но губы не двигаются, что-то удерживает их, грозит надорвать кожу при малейшей попытке разомкнуть челюсть. Крик увязает во рту, и губы дергаются, так что чудовищная резь временно вытесняет даже боль в глазах.

Глаза… эта тьма… Она пробует приподнять веки, но мгновенно оставляет попытки. В голове как будто извергается вулкан, и по мозгу растекается раскаленная лава. Она чувствует, что сознание пытается отстраниться от этих мук, но противится этому. Она должна выяснить, что с ней произошло. Внутренний голос пытается сказать, но рассудок отказывается воспринимать правду. Сознание снова ускользает, и вновь она старается его удержать. Но что, если все обстоит иначе? Возможно, разум пытается вернуть ее к благословенной действительности, избавить от этого кошмара. Да, вероятно, так и есть. Иначе быть просто не может. Она поддается, игнорирует пламя, бушующее в глазах, и проваливается в небытие.

Она вновь приходит в себя, и с первым же осознанным вдохом возвращаются адские боли. Она сознает, что все надежды тщетны. Это происходит не во сне, это реальность. И внутренний голос звучит громче, отчетливей. Голос настолько ясный, что она вынуждена обратить внимание, против собственной воли понять смысл.