После этих слов уже не удивляет признание другого сиониста: «Русский язык – это и есть для меня единственное отечество»>17. И не покажется странным, что журнал «Евреи в СССР» с увлечением вводил в самиздат неизданную Цветаеву.
Оказалось, что идеалы 60-х, возродившие утопическую фигуру русского интеллигента, отнюдь не исчезли из воображения советских евреев вместе с декларативным отказом от участия в российских делах.
Сионизм стал только новой формой прежней мечты. Израиль в представлении русской алии мог дать идее новый шанс. Не зря А. Воронель переворачивает тезис «Москва – новый Иерусалим», пытаясь превратить Иерусалим в идеальную Москву:
Я уверен, что для русских евреев, для которых приоритет творческой жизни перед материальной остался жизненным принципом, а не предметом обсуждения в гостиных, именно Израиль (и только он) остался страной обетованной>18.
Так советскую алию возглавили не русские евреи, а русские интеллигенты, перенесшие за границу решение задач, поставленных 60-ми.
Советское правительство согласилось признать тезис об исключительности евреев и их непригодности в социалистическом государстве. Но самим себе евреи этот тезис не доказали. Разочаровавшись в России, они увозили ее с собой. Утопия меняла лишь адрес, но сохранила признаки своего российского происхождения: веру в возможность осуществления Царства Божьего на земле; веру в творческий коллектив свободных людей, одухотворяющих вселенную радостным трудом; веру в равенство, братство и счастье – для всех и навсегда. И под каким бы скепсисом, иронией, цинизмом ни скрывался этот идеал, именно его, путано и неясно, постулировали идеологи алии.
Поэтому для советских евреев 60-е закончились только в эмиграции, когда выяснилась непримиримость их идеала к свободному обществу, когда стало ясно, что «реальная свобода делает нашу жизнь совершенно индивидуальной»>19.
Только на Западе советская история окончательно слилась с мировой, растворившей в себе последние иллюзии шестидесятников>20.
Эмиграция была логическим завершением 60-х. Путь, пройденный обществом за эти годы, неизбежно вел к потере уникальности советского образа жизни. Брешь в государственной границе – естественное следствие этого процесса.
Как ни мала была сама эмиграция, она помогала России возвращаться к исторической реальности. Развеяв миф о Западе, она разрушает и миф об исключительности России – уже тем, что позволяет их сравнивать.
Что касается советских евреев, то, раскрыв тайну своего существования, они обрекли себя на проблему выбора.
Присоединившись, хотя бы теоретически, к остальному человечеству, советские евреи вынуждены решать более существенные, чем вопрос о национальной самоидентификации, проблемы – личности, свободы, цивилизации.
Впрочем, и тут евреи не представляют исключения.
Культ личности. Прага
Двадцать первое августа одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года выпало на среду. Потом даже этой случайности придавали какое-то значение: «А день, какой был день тогда? Ах да, среда…» – пел Высоцкий о своем, но переглядывались понимающие автора слушатели. Задним числом все, что печаталось в газетах от 21 августа 1968-го, казалось символичным.