И тут ближневосточные события предоставили еврейству СССР возможность отождествить себя с победоносными израильтянами. Хотя советские евреи и не стояли перед столь экстремальным выбором, их проблема также формулировалась в терминах выживания как самостоятельного народа.

Внутренний конфликт между евреями и советской властью стал решаться на международной арене. Победа Израиля подсказала возможность эмиграции. Воодушевление всемирного еврейства уничтожало нерушимость советских границ. Российские евреи в борьбе за свою автономию перешли государственные рубежи.

Но произошло это не раньше, чем советская реальность исчерпала свои потенции в строительстве утопии. Только обнаружив, что борьба за вечные идеалы сводится к отдельным тактическим операциям, евреи согласились осуществлять утопию за пределами Советского Союза.

Именно поэтому, если страна сочла разгром Пражской весны концом 60-х, то для евреев эта эпоха закончилась позже – в Израиле, Америке, Новой Зеландии. В эмиграции.

Шестидневная война завершила процесс «проявления» евреев в советском обществе. Энтузиазм, вызванный израильскими победами, сделал антисемитизм неактуальным. Напротив, евреи вошли в моду, что отозвалось волной анекдотов. Рассказывали, например, что Насер применил кутузовскую тактику: заманил врага в глубь Египта и ждал зимы. Даже в этой шутке видно, как народ признал евреев своими.

Соотношение сил воюющих сторон напоминало о Давиде и Голиафе. Даже в советских газетах сквозило удивление, вызванное новыми курьезами процентной нормы: «Оккупировать Египет физически неосуществимая затея для израильских экстремистов: население Израиля в 10 раз меньше, чем ОАР»^>7. Уверенности здесь не чувствовалось.

Отблески победы оживили все еврейское в стране. Заполнились синагогальные дворы в праздник Симхат-Тора, появились брошюрки издательства «Алия», узкая карта Израиля украсила квартиры^>8.

Но все эти декоративные меры мало помогали главному – ответу на вопрос: «кто такие советские евреи?»

Ответ был необходим активистам алии, чтобы добиться от правительства разрешения на эмиграцию. Нужен он был и правительству, чтобы это разрешение дать.

После наивных споров о количестве школ в Биробиджане и частоте выпуска журнала «Советиш геймланд» стало очевидным, что проблему придется решать на уровне метафизических обобщений.

Единственный разумный аргумент в пользу эмиграции состоял в том, чтобы доказать принципиальное единство всех евреев в мире, в том числе и советских.

Евреи пытались апеллировать к иудаизму. Поспешно совершались хупы, вешались мезузы, вводился кошер. Но светский характер советских евреев был настолько очевидным, что скороспелый иудаизм не мог обмануть ни власть, ни их самих.

Гораздо успешнее была попытка доказать свою несовместимость с государством. Разрыв активистов алии с диссидентами, в сущности, служил доказательством нелояльности евреев к России. Они исключали себя из системы, вместо того чтобы ее менять. Хотели уехать не в Израиль, а из России. Эдуард Кузнецов: