«В какую сторону пошел такой, пергидрольный? — спросила она у гардеробщика. — Трубу забыл, придурок».

«Хрен его знает. Не бегать же за ним. Спохватится — вернется».

Но растяпа не спохватился. Он долго бродил по улицам без видимой цели. То туда повернет, то сюда, то сделает круг и вернется на прежнее место. Сначала шел сутулясь и всё вздыхал, потом повеселел и принялся насвистывать. Опять стал заглядываться на прохожих, но больше ни к кому не приставал. Пару раз пробежался вприпрыжку. Немножко поскакал на одной ноге.

Понемногу смеркалось. А там и стемнело. Щуплый светлый силуэт таял в густой тени, снова выныривал на освещенные участки тротуара.

Где-то за Аничковым мостом альбиносу гулять надоело. А может быть, подошло время.

Он вышел на проезжую часть, проголосовал, и к бровке вывернули сразу две машины: «нива» и старенькая иномарка.

Парень сел в первую, сказал: «Мне в Лахту». Отъехали.

Но и другой бомбила не остался без пассажира. К нему из темноты подбежал человек, что-то объяснил, и второй автомобиль пустился следом за первым.

Ехали долго, на дальнюю окраину.

Первая тачка остановилась около высокой новостройки, вытянувшейся к сизому небу всеми своими этажами, где горели желтые и голубые окна.

Тщедушный пассажир в слишком просторном костюме вылез из «нивы», просеменил к парадной.

Едва «нива» отчалила, подъехала иномарка.

«Сдачу оставь себе», — буркнул, вылезая, лысый бородатый человек и тоже побежал к дому.

Он очень торопился, чтобы успеть схватиться за дверь, пока она не защелкнется. Но, хоть створка закрывалась очень медленно, мужчина все-таки опоздал. Он принялся дергать ручку — пустой номер. Тогда, уже с отчаяния, принялся тыкать во все кнопки подряд. Наконец сообразил.

Набрал номер первой попавшейся квартиры.

«Кто там?»

«Аварийка. У вас в парадной код заклинило. Проверить надо. Нажмите-ка».

Не удивившись, что код ремонтируют в двенадцатом часу ночи (а может, просто торопясь вернуться к телевизору), наверху нажали кнопку.

Мужчина влетел в подъезд и досадливо крякнул, увидев, что возле лифтов никого нет.

Но это ему показалось в первое мгновение. В дальнем темном углу, около почтовых ящиков, стоял мальчуган, одетый по дурацкой рэперской моде, которую обожают подростки городских окраин — всё широкое, всё висит, всё болтается, штанины по полу волочатся.

«Тут человек только что зашел! Где он? — крикнул лысый и осекся. — Это вы? Вы…?!»

Белобрысый мальчишка смотрел на него, шмыгал носом.

Проворчал:

«Таскался-таскался за мной целый день, с самого Таврического. Подглядывал, подслушивал. Я все думаю, когда отвяжется. Мозгов нет, так должен хоть инстинкт самосохранения сработать. Догнал все-таки. Беда с вами, неофитами. Ну, пеняй теперь на себя, дурачок. Налево пойдешь — голову потеряешь. Направо пойдешь — без цацки останешься. А обратной дороги у тебя теперь нет».

«К-какой ц-цацки?» — пролепетал бородатый (действительно, тот самый филолог из Таврического сада).

Он был здорово напуган. Не только заикался, но и дрожал всем телом. Превращение альбиноса в ребенка окончательно его доконало.