«Пока никак. — Он смотрел на нее все так же жадно, но в то же время и словно бы со страхом. Молодой человек был не только мастер читать чужие лица, но, видимо, мог нарисовать что угодно и на своем. — Ты сама придумаешь для меня имя».
Полуулыбка стала удивленной, на ясном лбу образовалась морщинка.
«Как это?»
«Ну, знаешь, какое человеку выберут имя, таким он и будет. Тебя, например, я сразу про себя назвал Лидией».
Девушка ахнула:
«Меня действительно зовут Лида! — И засмеялась. — Ты знал, да? Кто тебе сказал?»
«Никто. Но это здорово. Значит, ты такая, какой кажешься. И у нас есть шанс. Я сейчас должен бежать. Правда, должен. Придумаешь мне имя — набери мой номер, хорошо? Дай я тебе натыкаю. Только обязательно позвони. Я не буду есть, пить, спать, пока ты не позвонишь. Честное слово».
Лидия улыбалась все шире.
«Чтобы я первая позвонила? Ишь чего захотел. Сам звони. А я подумаю, как мне с тобой быть».
И назвала номер.
17:20
«Фантастика! Две с половиной минуты! Что вы ей сказали? Ну пожалуйста! Я сдохну от любопытства!»
Он провел ладонью по лицу, и оно сменило выражение.
«Неважно. Не помню. Я не ушами слушал, не языком говорил. Я волну улавливал. Как микронастройка в радиоприемнике. Если видишь, что сигнал ослаб, и слышишь помехи — чуть-чуть подкручиваешь. Словами не объяснить».
Женщине хотелось расспросить его еще, но она взглянула на часы:
«Маришка ждет! Я не мать, а чудовище!»
Они ускорили шаг. От этого и разговор стал обрывистее, стремительней.
«Наверно, очень скучно жить, когда в людях нет никакой загадки. И очень одиноко. Я бы так не хотела».
Физиономист усмехнулся.
«Если бы в вас был хоть крохотный зазорчик, маленькая такая скважинка, я бы сейчас потупил взор, грустно вздохнул. Увы мне, одинокому! В сердце женщины вашего типа проще всего пролезть по принципу «она его за муки полюбила». Но не буду врать. Нет никаких мук. Читать по лицам — это пустяки. Всякий человек может научиться. Но вы, Саша, как говорится, еще не все знаете. У меня есть дар поинтересней. Этому уж не научишься. Врожденный талант. Или уродство. Как посмотреть».
«Я и так заинтригована дальше некуда, а вам все мало. Что за дар, что за уродство?»
Он понизил голос:
«Понимаете, я вижу не только характер, настроение, иногда мысли. Я вижу окончательный облик человека…»
«Что-что?»
«Окончательный облик — это то, каким человек будет в последний миг жизни. Я не знаю, как это у меня происходит. Но стоит мне сосредоточиться, провести некоторую внутреннюю работу, и лицо, на которое я смотрю, будто… будто окутывается туманом. И потом проступает вновь, но уже в измененном виде. Если человек доживет до старости, я вижу морщины. А по ним можно прочесть очень многое. Морщины — это летопись прожитой судьбы. Вон, смотрите, дядя сидит в машине. — Физиономист повел подбородком на припаркованную у тротуара «ладу». — Видите?»
«Вижу. И что?»
Александра посмотрела на дремлющего за рулем мужчину средних лет. В его внешности не было абсолютно ничего примечательного.
«Умрет лет через десять, двенадцать. Очевидно, от рака печени. Лицо осунувшееся, желтое. Но хорошо умрет. Без страха».