– Я ознакомлюсь с вашими выводами…
– У нас, по сути, две экономики: экономика внешняя, где всё прекрасно, где рекой льётся за границу нефть и течёт газ, где в экспортных отраслях накапливается и лежит без дела национальный доход в иностранной валюте и который, по сути, в стране не работает. И есть внутренняя экономика, в которой живём мы сами, наши родные, близкие, друзья, порождающая рост неравенства, бедности и коррупцию. Я не прав?
– Нужна конкретика…
– Далеко ходить не надо, на минувшей неделе Минфин прямо сообщил о нежелании инвестировать в отечественную экономику, предлагая поддерживать зарубежные проекты на госсредства России. Мы вкладываем наши денежки в модернизацию железных дорог на Кубе, в то время как наша РЖД требует гораздо большего внимания. Мы вкачиваем огромные деньги в строительство за рубежом туристических кластеров, атомной энергетики, газопроводов, вместо того, к примеру, чтобы развивать отечественный малый и средний бизнес. Доля этого бизнеса в ВВП развитых стран превышает пятьдесят процентов, а в России не дотягивает до десяти. Вы этого не знаете? Не видите, к чему приведёт этот процесс?
– Дальше, – совсем мрачно сказал Юрий Филиппович, теряя интерес к разговору.
Но гость был безжалостен.
– Российское здравоохранение – вообще отдельная песня. Ни прежний президент, сорок раз напоминавший министру об избыточной «оптимизации» отрасли, ни ваши распоряжения результатов не дали. То и дело увольняются врачи, недовольные новой «реструктуризацией и улучшением условий работы», а министр, дай бог ему здоровья, на голубом глазу докладывает вам об успехах министерства, вроде того, что в глубинке России ещё не все старики, пенсионеры и больные поумирали. Примеры нужны?
– Нет, – стиснул зубы президент.
– В папке много материала. Теперь образование…
– Не надо об этом, сам почитаю.
– Только один пример: в тысяча девятьсот девяносто первом году в России насчитывалось более семидесяти тысяч школ, нынче в результате безумной «оптимизации» и укрупнения общеобразовательных структур осталось меньше сорока тысяч.
– Мы боремся с бюрократизацией процесса…
– Плохо боретесь, лучше объявили бы конкурс и всенародное обсуждение ЕГЭ, убивающего не только образование, но и мыслительные процессы молодых, и как результат – науку. Но ни в коем случае нельзя отменять экзамены, как этого захотел в своё время господин Греф, служащий известно кому. Советский Союз занимал место в качестве образования в первой пятёрке стран мира, а сейчас мы скатились на тридцатые позиции, несмотря на победы молодёжи на многих международных соревнованиях и работу нового центра для одарённых ребят. Этого мало! Нужно поднять качество образования по всей стране.
– Мы работаем над этим…
– С Фурсенковым? Который готов подставить вас в любой момент? Он – человек Запада, и перед ним стоит задача: пока он возглавляет экспертный совет по науке и образованию – добить в стране и образование, и науку.
– Вы его плохо знаете.
– Я – плохо, но его знают все наши научные и образовательные кадры, большие учёные, не раз обращавшиеся в СМИ с разоблачениями действий этого негодяя, но вам об этом не докладывают. Уже больше десяти лет федеральному закону номер 253-Ф3, ставшему приговором российской фундаментальной науке, к которому приложил руку и Фурсенков. Пал последний бастион советского наследия, позволяющий решать грандиозные задачи. Что изменилось? Поднимать чужую науку с две тысячи шестнадцатого года отправились более пятидесяти тысяч наших специалистов!