– Спешу наверстать упущенное. Кстати, мне ещё нет семидесяти. Будет следующим летом. – Он помолчал, потом засмеялся.

– Ты чего?

– Вспомнил изречение: чтобы доставить женщине удовольствие в постели, оставьте её одну, пусть выспится.

– Очень остроумно! – фыркнула Ева. – Я тоже вспомнила применительно к разговору: «Мадам, что я должен дать вам, чтобы добиться вашей любви?» «Наркоз».

Теперь уже фыркнул он.

– Надеюсь, я лучше наркоза?

Она легла ему головой на грудь, обняла.

– Ты – лучший… – Помолчала. – Как же долго мы шли к этому…

Он промолчал. Они действительно могли жить вместе уже десять лет, но десять лет назад он принял другое решение, о чём жалел до сих пор с тоской в сердце.

– Пора вставать. Будешь кофе?

– Я сама приготовлю. – Она вскочила, завернулась в халатик и убежала в ванную.

Он полежал, немного расслабленный, потом всё-таки заставил себя подняться и встал под душ. Вытираясь, позвал Еву:

– Милая, я просил постирать носки.

– Забыла, – отозвалась она.

– Вот ёлки-палки! – озадачился он. – Мы собирались в гости к твоему отцу, а ехать не в чем.

Открылась дверь душевой. На Еве был белый фартучек на халате, и выглядела она так соблазнительно, что захотелось схватить её на руки и утащить в спальню.

– Сейчас модно ходить без носков, – заявила женщина, глянув на его торс. – Тем более лето, не замёрзнешь.

Он опечалился:

– Я привык выглядеть в стиле ретро. Без носков мне не комильфо.

– Отвыкай. – Дверь закрылась.

Удивлённый её реакцией, Калёнов оделся в домашнее, вышел на кухню.

– Ты что, не в настроении?

– С чего ты взял? – Ева включила блендер для приготовления смузи; она очень любила эти взбитые с молоком, сливками или кефиром ягоды и фрукты, и по утрам её завтрак нередко состоял из одной чашки напитка.

Калёнов сам пристрастился к смесям, хотя вкусы у них были разные: он предпочитал малиновый смузи, с мёдом и молоком, Ева – зелёный из авокадо и киви, с кефиром.

На этот раз она приготовила оба зелёных.

– А малины у нас разве нет? – поинтересовался он.

Последние две ночи они проводили у Евы. Она жила в Филях, на улице Первомайской, в двенадцатиэтажном панельном доме брежневской эпохи, на шестом этаже, и особого порядка в двухкомнатной квартире не наводила. Это было в её характере: предельная отдача на работе и почти полная расслабленность дома.

Готовить она не любила, и Калёнову это даже нравилось, потому что он-то как раз при его прежнем одиноком образе жизни готовить любил и умел.

– Что смотришь волком? – нахмурилась она. – Нету малины. Сам виноват, забыл купить.

– А ты на что?

– Мои принципы жизни иные.

Калёнов улыбнулся, берясь за чашку с зелёной пенкой.

– Чего лыбишься? – с притворной угрозой спросила Ева.

– Отец говорил о маме перед разводом: её принципы жизни не совместимы с жизнью. И добавлял: с моей жизнью.

– Они давно развелись?

– Когда мне было восемнадцать лет. Я только вступал во взрослый мир, собирался в московский физтех, а учился в итоге в Минске. Оба умерли и похоронены на одном кладбище, но в разных могилах.

– А как в ГРУ оказался? Мы на эту тему не говорили.

– Долгая история.