Сев на кровати, Лев Лазаревич нашарил ногами тапочки и близоруко сощурился на часы. Фосфоресцирующий циферблат давал понять, што ещё можно спать и спать, но откуда-то взялся же тот, кто и сам нет, и другим не даёт?!

– Лёва, зисэр[24]! – супруга сонно приоткрыла один глаза, – Будь мущщиной и покажи этому настойчивому любителю долбиться в чужие двери в такое рано йидишкайт[25]! Только не забудь показывать своё мужское с пистолем, а не с расстёгнутой ширинкой!

– Да, Идочка! – взяв короткоствольный револьвер с тумбочки и привычно проверив патроны, аптекарь зашаркал к задней двери, в которую стучались не слишком громко, но весьма настойчиво.

– Ну и? – вопросил он, становясь на всякий случай в стороне от двери. В ответ послышался условленный стук, и Лев Лазаревич, не теряя бдительности, приоткрыл дверь.

– А сразу так нельзя, пишэр[26]? – выговорил он сурово прыщеватому мальчишке лет десяти, озирая одновременно полутёмную ещё улицу. Мальчишка в ответ только протянул конверт и шмыгнул влажно, заковыряв землю носком ботинка.

– А… с кем я говорю?! На тебе два… де… пятачок, да ступай!

– Благодарствую, – спрятав денюжку за щеку, мальчишка убежал, как и не было.

– Кому опять понадобился старый абортмахер, – заворчал хозяин дома, запирая дверь на все засовы и замки и торопясь читать простыню телеграммы.

– О как… Егор? Да ещё через почтовый ящик?

Зашаркав в гостиную, он зажёг керосиновую лампу, достал с полки нужную книгу и начал расшифровку, ругаясь негромко на слишком осторожного гоя, из-за которого почтенному иудею приходится ломать себе не проснувшийся мозг.

– Как ни письмо, – бурчал аптекарь, слюнявя пальцы и листая в поисках нужной страницы, – так сплошная радость для моей старой головы! Мине уже давно можно выйти на заслуженный собой отдых, а всё кручусь ради других.

– Ой… – сказал он, глядя на расшифровку и ухватившись за сердце, а подумав немного, добавил:

– … вэй! А я ещё ругался за его осторожность с письмами и телеграммами через три не подозревающих адресата без связи и знаний с нами и о нас? Беру свои слова взад! И всё равно так написано, шо никак не пристегнуть!?

– Золото, а не мальчик, – умилился он, – Гершелю бы в его годы такое понимание жизни! Ходит до сих пор дурак-дураком, несмотря на всё образование! Стыдно даже бывает, когда покойная сестра сниться – только головой укоризненно… А я таки причём, если мозги, они не от дяди, а от папеле и мамели, а они оба два – ни разу не слишком?! – Вытянул шлемазла на аттестат и хорошую профессию, – будто оправдываясь, он поднял глаза наверх, – а дальше мне шо – всю жизнь его тащить за яйцы и пинать за жопу, штоб он был таки здоровым, умным, и хорошо кушал кашу?! Так я бы и за, если б тот и сам тянулся, а мальчик решительно настроен тянуться к моим рубелям, но никак не к труду и знаниям. И куда такого?

– Однако… – сложив руки перед собой и уткнувшись кончиком носа в сомкнутые пальцы, Лев Лазаревич начал думать ситуацию – так, как делал это много лет, вертясь вокруг и около Закона, а когда таки да и совсем хорошо, то и вертя Закон с законниками. О, такие моменты идут для души иной раз вперёд рубелей!