– Я не могу. Как я могу пообещать тебе такое?
Отец закрыл глаза.
– Если б я смог… Если б возникла высокая вероятность того, что я выясню, что случилось, или даже найду ее, тогда ты бы уехала? Всего лишь ненадолго, пока я не позвоню?
Какое-то время жена молчала, затем шмыгнула носом и вытерла глаза.
– Я отправилась бы даже в ад, только чтобы узнать.
Он крепко сжал ее руку.
– И я понимаю это. Но я отправлюсь в ад за нас обоих. За всех нас. Пойду куда угодно, даже если будет малейшая возможность что-то узнать. В такие места, куда я никогда бы тебя не отпустил. Потому что она стоит того. Потому что мы – наша семья – стоим того. – Отец встал и продолжил собирать вещи.
– Ты хотя бы можешь сказать мне, куда едешь?
– В Сомерсет.
– В Сомерсет!
– Там живет кое-кто, с кем мне нужно поговорить и кто может кое-что знать. Большего я сказать не могу. Получите новые идентификаторы, все вы, а старые отдайте мне до моего отъезда. И я свяжусь с вами, когда вам можно будет вернуться.
– Господи Исусе.
– Если твои родители останутся, тебе придется уезжать одной. Я серьезно. – Отец застегнул рюкзак и подошел к двери. – Нужно идти.
Миранда выбралась из кровати и последовала за ним к двери. Когда она коснулась его руки, он повернулся и крепко ее обнял.
– Иди, – прошептала она. – Я займусь родителями. Что насчет твоего брата?
– Рассчитываю на то, что в Новой Зеландии Джорджу будет безопаснее.
– На кровать. – Отец указал пистолетом на самую большую кровать, которую видел в своей жизни. Из зеркала, занимающего всю заднюю стену главной спальни, на него смотрело его отражение: существо из фильма ужасов, с проглядывающим сквозь намокшую маску розоватым лицом. Почерневшая от дождя новая шляпа свисала на уши. Накинутый на костлявое тело армейский плащ с капюшоном был скользким, как морские водоросли.
Я – тварь, промокшая насквозь, в истрепавшейся за два года одежде и с пистолетом в руке. Обритый налысо психопат, зверь, лишенный предрассудков. И я пришел за вами.
Страх в красивых зеленых глазах женщины, которой не должно было быть здесь, грозил смениться истерикой. Руки у нее тряслись от паники, как при пляске святого Витта, и ей пришлось прижать их к щекам.
За несколько минут до этого, когда пара вышла из «феррари», в гараже появился Отец, с которого ручьями лилась вода. Едва подошвы сшитых вручную туфель Йоны Аберджиля коснулись цементного пола, струя из аэрозольного баллончика ударила в его щекастую морду. Химикаты в замкнутом пространстве были настолько токсичными, что все зашлись в диком кашле, прочищая дыхательные пути.
В просторном холле, куда Отец сопроводил их, замешательство женщины сменилось гневом.
– Ты знаешь, кто мы такие? Знаешь, кто мы такие, мать твою? – закричала она на мужчину, поджидавшего их в роскошном доме Йоны. Промокший насквозь, дрожащий не столько от холода, сколько от нервного напряжения, тот держал пистолет направленным ей в лицо.
– Я знаю, что вы такое, – ответил Отец женщине, стоя под сводами дома, позолотой и белыми стенами напоминающего католическую часовню. Ее угрозы помогли ему преодолеть ужас, который он испытал, увидев ее, выходящую из машины. А вскоре он понял, что в помещении находится еще и сиделка. Он не ожидал обнаружить в доме двух женщин. Их не должно было быть здесь. Не должно было быть никаких женщин.