Солнце жгло Отцу шею, мысли плавились. Масштаб потерь вызывал у него тошноту. Он скорее примет смерть, чем постоянное осознание положения вещей.

Полицейский коснулся его плеча. Передал серебристую фляжку. Отец кивнул, взял ее и дал рому обжечь горло. Офицер встал рядом с Отцом на колени, будто они являлись набожными людьми и собрались восхвалять некую своенравную богиню полей за дарованное изобилие.

– С твоей рукой тебе придется чертовски долго ждать очереди в больнице, но я отвезу тебя туда, где тебя посмотрят.

– Зачем?

Глаза офицера стали какими-то далекими, и он отвернул голову, чтобы частично скрыть лицо.

– Затем что я знаю, на что это похоже.

Он достал что-то из кармана. Протянул Отцу телефон, на экране которого было фото смеющегося мальчика, не старше двух лет, в синей пижаме, сидящего на ковре в окружении игрушек.

– Твой?

Детектив кивнул, на лице у него отразилась боль, рот безуспешно пытался улыбнуться, словно от дорогого сердцу, но испорченного воспоминания.

– Похитили? – спросил Отец.

– Грипп.

– Соболезную.

Офицер сунул телефон обратно в карман куртки.

– Твоя жена знает об этом?

Отец покачал головой.

– С тех пор как мы потеряли дочь, она немного не в себе.

Офицер отвернулся и кивнул, будто именно это и ожидал услышать.

– Деньги?

– Осталось не так много. – Отец вздохнул. – Мы продали дом. Потратили сбережения, которые откладывали на будущее дочери. Родители жены помогли немного, чем смогли. Когда-то был небольшой фонд для пожертвований. Теперь его нет. Я не работаю уже два года.

Отец часто задавался вопросом, сможет ли он снова найти работу. Денежных поступлений больше не было. На пособие можно было лишь влачить жалкое, статичное существование рядом с женой и ее родителями. Если б он вернулся в логистику и его работа была бы связана с продовольственным снабжением и дистрибьюцией, его классифицировали бы как ключевого специалиста. Чрезвычайному коалиционному правительству нужно было просто классифицировать кого-то как ключевого, и у работника почти не оставалось личной жизни.

Отец опасался, что его время, проведенное в пути и домах незнакомцев, подходит к концу. Мысль об остановке должна была принести преступное чувство облегчения, но он совершенно не ощущал его. Останавливаться теперь, когда у него появилась зацепка, было невыносимо. Зайти так далеко и превратиться в… Он знал лишь, что по-прежнему оставался ее отцом. Но в остальном не видел просвета. Им двигало твердое намерение. И теперь он знал, что запросто может умереть.

Офицер шумно выдохнул, затем отпил из фляжки. Снова передал ее Отцу.

– Что у тебя есть?

– До сих пор не так много.

Коп пристально посмотрел на него, будто пытаясь этим сверлящим взглядом добыть информацию, и Отец выложил ему то, что сказал Рори. Выслушав рассказ, его спаситель снова уставился вдаль, но, похоже, отнесся к показаниям серьезно.

– Ниточка тонкая. Но это не значит, что тянуть за нее бессмысленно. Боулз сдал Рори после того, как ты застрелил Найджела Баннермана?

Отец кивнул.

– И если Рори сказал, что твою дочь похитил не сексуальный преступник, тебе лучше надеяться, что он не соврал, потому что его уже не привлечь для перекрестного допроса. А с остальными ты потерпел неудачу? Твоя помощница рассказала мне о первых трех педофилах, которых ты навестил, о Малкольме Эндрюсе, Бинди Берридже и Тони Крэбе. Были и другие?