Ощущение, что дочь рядом, вспыхнуло ярким светом, а затем угасло.
Отец стремительно развернулся, одновременно нажимая на спусковой крючок и в ярости направляя пистолет на худосочного юнца, который выбил дверь ногой и выстрелил прямо у него под ухом, но от возбуждения и нервозности каким-то образом промахнулся, поскольку держал свою «пушку», отведя руку в сторону, словно какой-то древний гангстер-хипхопер.
Отец выстрелил сквозь жгучий дым, окутавший дверной проем, и фигура вздрогнула, как от удара током. Голова дернулась назад, и что-то влажное шлепнулось об стену, к счастью, невидимое в тусклом свете. И по тощему и угловатому силуэту Отец понял, что вышиб одному из подростков-велосипедистов мозги.
Тени поменьше, собравшиеся возле ног мертвого мальчишки, чтобы восторженно понаблюдать за смертью, но не ожидавшие увидеть труп своего приятеля, бросились врассыпную и застучали ногами по лестнице, как испуганные дети, кем они, собственно, и являлись.
Скорее почувствовав, чем услышав движение у себя за спиной, Отец развернулся и присел. Вытянул перед собой руку с пистолетом, осторожно поддерживая ее второй рукой – так он научился стабилизировать оружие. Рори встал и шел на него, с вновь обретенным и поблескивающим ножом в руке, хотя уже превратился в очень удобную мишень.
– Стой, – произнес Отец.
Но Рори не собирался останавливаться и, вероятно, понимал, что у него нет выбора, после того, как из дома Боулза вынесли на носилках двух его дружков с простреленными черепами. И если б не выбитое колено, Рори, возможно, даже добрался бы до Отца и полоснул его по лицу ножом. Поэтому он просто надвигался на Отца, словно старый, хромой троглодит из пещеры. Пистолет кашлянул, и Рори споткнулся, его рука тут же взметнулась к горлу, из которого вырвалось какое-то нечеловеческое клокотание.
Отец целился в грудь и на мгновение удивился, насколько сильно промазал. Не желая больше слышать влажных хрипов из пробитого горла, он подошел и встал за спиной у Рори, который, наклонившись над раковиной, истекал кровью – и выстрелил ему в голову. За большим красным ухом образовалась черная дымящаяся дыра. В зеркале на стене было видно, как щека Рори расцвела черными лохмотьями.
Отец отвернулся и вытер лицо.
В коридоре открывались и хлопали двери. Из жаркой, медно-красной тьмы «Коммодора» донеслись грубые голоса. По лестнице гулко застучали шаги.
Дважды гавкнул пистолет. Штукатурка треснула, подняв перед Отцом облако пыли. Он пригнулся поздно, когда пули уже ударили в стену, и полетел к подножию лестницы. Выставил вперед руку, чтобы предотвратить падение. Тонкие кости в пробитой ножом насильника кисти сместились – и боль вспыхнула красным.
Вся рука была мокрой от крови, отчего казалось, будто ее засовывали в ведро с маслом. Отец был не в состоянии сжать ее в кулак. Захныкав от боли, он поднялся на ноги и направился к входным дверям. Они были открыты, и яркий белый свет освещал обшарпанные деревянные стены, рваный линолеум, пожелтевшие правила безопасности, мимо которых он ковылял по пути на улицу, в послеполуденный ад. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, ноги заплетались.