Пленник, чьи разрисованные лазурью и золотом плечи торчали из-под одеяла на заднем сиденье, теперь улыбался Отцу своим змеиным ртом, видя его признание столь ужасных истин.

Отец искал спасения от этих желтых глаз в поисках ответов на вопросы, коих у него было немало. Почему Карен ждала так долго, пока его дочери не исполнится четыре? Ждала несколько лет, чтобы отомстить за себя. Так долго? Ей приходилось снова и снова соскальзывать в черную бездну горечи и обиды. Терпеть это в худшей компании, которую можно себе представить – в преступном сообществе, – пока она не решила похитить единственного ребенка бывшего любовника. Другой версии у него не было.

Несмотря на жару, Отцу было холоднее, чем когда-либо в жизни. Он действительно стал жертвой мести, долго и терпеливо вынашиваемой обиженной женщиной. Может, Карен была бесплодной? Но желание ранить и настолько выводить из строя других людей из-за банального романтического разочарования потрясло его своей гротескностью, нелепостью, злобностью и непостижимой омерзительностью. Мотивация казалась слишком чудовищной, слишком фантастической, слишком нереальной. Но когда Отец подумал об умирающем мире, о том, как человечество ежедневно восстает против самого себя, и о том, что он сделал в домах тех, кого подозревал в причинении ему зла, ему пришлось признать, что сказанное Олегом Черным вполне возможно.

В конце концов, интуиция подвела его. Внезапное преступление на почве страсти – это одно, но ждать годами, чтобы похитить ребенка мужчины, – это бесчеловечно. И он не понимал, с кем или чем он имеет дело. Или что эта сумасшедшая могла впоследствии сделать с его дочерью. Убила ее сама… или чужими руками?

Убила. Продала. Переправила.

Это казалось наиболее вероятными вариантами.

Или она оставила ее себе? Чтобы злорадствовать и продлевать свою месть, ввергнув его с женой в бездну отчаяния и горя, поскольку они оба обидели ее своим неповиновением? Сатанинское. Таким сейчас стало общество? Наиболее состоятельные люди, используя свои связи в организованной преступности, похищали детей частных лиц из-за пренебрежительного отношения к себе, в то время как власти уже не могли расследовать их преступления надлежащим образом?

Сидя в машине, Отец сложился пополам и сплюнул кислую слюну из пересохшего рта. Выпрямившись, он перехватил идиотскую блаженную улыбку Олега, вызванную все еще циркулирующим по венам наркотиком. Дерзкое легкомыслие исчезло из его глаз, будто он начинал терять терпение. Этот беспомощный человек с наручниками на запястьях и лодыжках, который причинил ему столько вреда, имел смелость издеваться над ним.

Отец почувствовал, будто бронзовые стены его разума озарились алыми языками огня, а в его глубинах замерцали темно-красные отблески ненасытного солнца. Его охватила ярость, подпитанная отвращением к самому себе. Он достал пистолет, резко повернулся и протянул руку в заднюю часть машины. Засунул ствол в рот пленнику. Не спустить курок было, пожалуй, труднейшим достижением в его жизни. Не важно где, в чьем рту находился ствол – Олега или его собственном.