Лайонел и Шари Дамер попросили о десятиминутной личной встрече со своим сыном, прежде чем его уведут, и Грэм разрешил провести ее в кабинете судьи. Они обнялись и стояли так какое-то время. Дамера сразу же доставили в исправительное учреждение в Портедж, расположенный в северной части штата Висконсин, и директор учреждения получил на следующий день почти двести запросов от авторов и экспертов по психическому здоровью, желающих взять интервью. Также в ближайшие дни незнакомцы со всего мира пришлют ему множество хороших пожеланий.

Чему же в конечном итоге научила нас, зрителей, эта одиссея? Она предоставила достаточно возможностей проникнуть в человеческую психику, но, возможно, зал суда – не самое подходящее для этого место. Правила судебного процесса не позволяют никому выходить за рамки очевидных вещей, и даже психиатры, назначенные судьей и вызванные другими участниками процесса, оказались связаны этими ограничениями. Действительно жаль, что так произошло, потому что искусство психиатрии было единственным путем к пониманию тех граней в поведении Дамера, которые являлись скрытыми даже для него самого и которые нужно было изучить. Ограничившись определением «вменяемости» и вопросом уголовной ответственности, психиатры столкнулись с трудностями из-за того, что их вовлекли в судебный процесс. И все же ключи к разгадке были связаны с явлением каннибализма (или некрофагии – поедания человеческой плоти) и с часто повторяемым намерением Дамера создать святилище, которое украшено останками убитых им людей. Здесь мы видим примитивную духовность, которая корнями уходит в самые истоки человеческого общества.

Психология и ее практическое ответвление, психиатрия, далекие от разоблачения религиозных верований, подтверждают, что по сути человек – это духовное существо. Та часть Джеффри Дамера, о которой не упоминали в суде, и являлась зарождающимся в нем мистицизмом.

Обсуждая каннибализм, важно помнить, что мы говорим о деятельности человека, об одной из многовековых практик, от которой мы успешно отказались в процессе развития цивилизации. Описать человека, который ест людей, с помощью таких выражений, как «зверь» или «бесчеловечное существо», – значит утверждать прямо противоположное истине, поскольку некоторые другие виды придерживались этой практики так же долго и систематически, как и мы. Как провокационно выразился Моррис Карстерс, «если отказ от каннибализма воспринимается в качестве критерия культурного прогресса, то многие виды животных превосходят человечество, потому что у них отвращение к каннибализму является врожденным и не требует изучения»[84].

Это первобытное побуждение, таящееся в глубине человеческого разума, может демонстрироваться с помощью бессознательных отголосков во время детской игры. Родители играют с детьми на раннем этапе их развития, и малыши встают на четвереньки, притворяясь животными, которые хотят съесть взрослых. Ребенок радостно восклицает: «Я волк» или «Я лев». Родителям не кажется странным, что дети проявляют привязанность, обещая их съесть, поскольку инстинктивно осознают, что представления ребенка о еде и любви неразрывно связаны. Здесь на первое место выходит начальная «оральная» стадия сексуальности, когда проявления любви и силы человек демонстрирует через рот