– Ладно, успокойся, – стягивая бесчувственному агенту кисти за спиной куском подобранной на земле проволоки, проворчал я. – Мне, собственно, плевать на твои желания… Хотел… не хотел… Но на будущее учти: критическое расстояние тридцать метров! И не смей больше липнуть ко мне. Яйца оторву! Понятно?

– Да-а-а…

– Очень хорошо. Тогда давай сюда свой брючный ремень и топай открывать вагон, – распорядился я и, заметив колебания фигуранта, раздраженно прикрикнул: – Да не бойся ты, чмо. Здесь меньше пятнадцати метров. Не взорвешься!

Предатель побрел выполнять приказ. Спина у него сгорбилась, поджилки мелко подрагивали. Не теряя даром времени, я крепко связал инспектору ноги в щиколотках, взвалил тело на плечо, занес в вагон, положил на пол и вновь обратился к Малевичу, понуро сидящему на длинном деревянном ящике:

– Перепрограммированием ракет займемся немного позже. А сейчас ты увидишь, как матерый вражеский агент (настоящий волчара, не чета тебе!) добровольно и совершенно откровенно отвечает на любой заданный вопрос. Без всяких там щипцов, ножей, плоскогубцев, паяльных ламп и прочих варварских атрибутов.

– Он?!! Добровольно?!! – Главный инженер недоверчиво уставился на приходящего в сознание «работягу».

– Ну не совсем, конечно, а под воздействием психотропного препарата, – поправился я. – Однако насчет откровенности – можешь не сомневаться. Да чего я перед тобой распинаюсь?! Просто сиди, смотри и слушай. Сам убедишься!

Произнеся вышеуказанную тираду, я серией легких пощечин окончательно привел в чувство пленника, оголил его до пояса, достал из кармана шприц-тюбик пентонала и сделал укол. Небольшую дозу…

Там же. Полчаса спустя

По-прежнему связанный, полуголый «язык» мучился пентоналовым похмельем. Не слишком сильным (доза-то уменьшенная), но неприятных ощущений хватало с избытком. Тем не менее он не превратился в стонущее, полуживое «бревно» (как часто бывает в подобных случаях) и продолжал злобствовать в меру сил: слабым голосом поносил меня, нашу Контору и всю Россию в целом, а в перерывах между угрозами и проклятиями ругался последними словами. Зеленый, всклокоченный и взмокший от страха, Малевич завороженно, как кролик на удава, уставился на мой карман с ополовиненным шприцем-тюбиком. Увиденное и услышанное произвело на предателя неизгладимое впечатление. После укола пленник охотно, без запинки ответил на все заданные ему вопросы. В подробности я вдаваться не стал (пускай Нелюбин разбирается), а выяснил лишь самое существенное на данный момент…

Рудольф Завадский (так звали агента) был внедрен на предприятие за месяц (!) до вербовки Цыплакова и Малевича. (Очевидно, британские специалисты заблаговременно разобрались в психотипах наших фигурантов и ни на йоту не сомневались в их продажности.) Он получил задание сидеть тихо и не предпринимать никаких действий вплоть до часа «X», который наступил позавчера. За день до погрузки похищенных «Пчел» в хвостовой вагон. А дальше, как и предупреждал телефонный инструктор, Завадский начал присматривать и за составом, и за обоими предателями. Благодаря двум совмещенным должностям – уборщика и разнорабочего – он мог свободно перемещаться по всему предприятию, т. е. по территории, по цехам и по коридорам заводского управления. Он ни разу не контактировал ни с кем из местных британских агентов и имел всего одного подельника – некоего Самвела Азаряна, через которого поддерживал связь с Центром. То, что операция провалена, инструктор понял только сегодня, сорок минут назад, встретив меня с Малевичем, и, по понятным причинам, не успел передать информацию связнику…