Вопрос оказался всего один на двоих. Состоял он из серии надрывных, косноязычных воплей и, если перевести их в нормальную речь, состоял в следующем: «Что с нами будет дальше, когда мы выполним все ваши распоряжения?!»

– Не стоит заглядывать так далеко вперед, – уклончиво ответил я. – Совместной работы нам предстоит много… В общем, поживем – увидим.

Цыплакова подобное объяснение вполне удовлетворило. Он утер зареванную рожицу, заметно приободрился, со свистом перевел дыхание и, испросив разрешения у Сибирцева, прошел в санузел – отскребать и отстирывать загаженные брюки. Судя по всему, Антон Борисович вообразил, что в качестве агента-двойника будет принимать посильное участие в многолетней, хитроумной игре против британской разведки…

Малевич оказался прозорливее. Едва подельник скрылся из вида, он встал на колени, подполз ко мне, ухватил жирными пятернями за штанину и горячо, с подвизгом зашептал:

– Хозяин! Миленький! Дорогой! Умоляю. Скажите правду!!! Вот вы… вы меня не убьете?!!

– Если будешь в точности следовать инструкции и добросовестно выполнять приказы – то нет. – Я брезгливо высвободил ногу и процедил сквозь зубы: – Ползи назад, чмо! Рядом с тобой дышать невозможно!

Главный инженер покорно забился в угол, однако не успокоился.

– Я чувствую… ощущаю дыхание смерти, – продолжал бормотать он оттуда. – На сердце кошки скребут… Хозяин, прошу вас… Не скрывайте!.. Сколько мне осталось?! А?!!

Я на минуту задумался. Врать с честным видом (обычное занятие при нашей профессии)… почему-то не хотелось. И почти сразу я понял причину – совесть! Разумеется, это подлое существо не заслуживало ни уважения, ни жалости, ни даже капли сочувствия. Но… скоро я сам отправлюсь на Суд Божий, а грехов на душе накопилось… Б-р-р! Я зябко передернул плечами… Зачем добавлять туда лишний?! Вместе с тем выложить ему правду – значит поставить операцию на грань провала. (Мало ли какой фокус он выкинет с отчаяния?) Получается – как ни вынь, везде клин… Как поступить? Промолчать?! Грубо послать куда подальше. Или… Внезапно на ум пришло единственно верное решение.

– В апреле мне исполнилось тридцать лет, – медленно, с расстановкой произнес я. – А тебе недавно стукнуло пятьдесят. Здоровье у меня хорошее, силенок хватает. (Ты успел, наверное, заметить…) Так вот, если будешь вести себя паинькой, то обещаю – умрешь ты не раньше меня. Конечно, стопроцентной гарантии дать не могу (я не Господь Бог)… но примерно девяносто семь – девяносто восемь шансов из ста у тебя на это есть. Доволен?!

– О да! – Физиономия предателя разгладилась, порозовела. – Очень, очень доволен! Спасибо вам огромное! Кстати, вы не позволите переодеться? Тут, в стенном шкафчике, есть чистый запасной костюм и смена белья.

– Переодевайся, давно пора, – буркнул я, подумав одновременно: «Ишь как обрадовался, мерзавец! Того гляди, запляшет от счастья! А впрочем… неудивительно! Он же не знает, что я штрафник, смертник. И если Малевич отмерил мне навскидку хотя бы еще лет двадцать, то сам он рассчитывает прожить до весьма преклонного возраста».