— Какой еще Герасим? — не понял Жмуркин.
— Брат!!! — прошептал Витька.
Дверь снова дернулась. Жмуркин присел.
— Открывайте по-хорошему, — посоветовал с улицы Герасим. — А то дверь сломаю. А потом заставлю вас кросс бежать. Пять километров с полной выкладкой…
Генка попробовал спрятаться под верстак, но не влез. Витька пятился в глубь сарая.
— Считаю до двух, — предупредил Герасим. — Быстренько открывайте…
— Открыто, — робко сказал Витька. — Ты, Герасим, не дергай, ты толкай…
Дверь стала открываться.
— Ведро, — уже даже не прошептал, а прошелестел Жмуркин.
Генка и Витька мгновенно повернулись к двери, и лица их исказились от ужаса.
Дверь открывалась медленно, ведро с опилками так же медленно опрокидывалось. Герасим, обряженный в тельняшку, шорты и армейские башмаки, вдвигался в сарай.
— Нет! — сказал Генка.
— Да, брат! — сказал Герасим. — Да, да и еще раз да!
Ведро аккуратно водрузилось на голову морского пехотинца. Опилки потекли по плечам.
— Ведро для болвана, — сказал Жмуркин шепотом.
— Сейчас я вам покажу болвана! — рыкнул Герасим, сбросив ведро, и принялся засучивать рукава.
Глава 2 Знакомство со снежным человеком
— Если кому-нибудь расскажешь — убью, — сказал Генка и показал Жмуркину кулак.
— Могила, — сказал Жмуркин. — Гробница фараона.
— Как в дурацком сне, — сказал Витька. — Мне часто такие снятся.
— А мне вообще сны не снятся, — улыбнулся Жмуркин. — У меня совесть чистая, я крепко сплю.
Они стояли посреди старого — каждое дерево в три обхвата — соснового бора. Тропинка, послушно струившаяся от деревни Чемоданово, внезапно оборвалась и растворилась во мхе, будто и не было ее никогда. Впереди было обширное пространство чистого мачтового сосняка,[51] а метрах в двухстах сосняк разбавлялся густым подлеском и сочными ореховыми кустами.
— Красота! — восхитился Жмуркин. — А воздух какой!
— Воздух… — Генка подтянул костюм и затянул на поясе ремень. — Смотри у меня тут… Если бы не братец-морпех, мы бы в лес и не сунулись…
Генка потер нащелбаненный лоб и посмотрел на Витьку. Витька тоже потер лоб. Жмуркин лоб не потер, он приложил к своей шишке холодную рукоятку кинокамеры и поморщился.
— У вашего Герасима и впрямь пальцы железные, — сказал он. — Но теперь он вам не страшен. Куда он там пошел?
— К сослуживцам в гости. — Генка водрузил на голову плюшевую бурундучью морду. — Они в нашем городе живут.
— Ну, значит, до завтра точно не вернется! А до завтра мы все успеем. Мы даже до сегодня все успеем, до темноты. В город вернемся на последнем автобусе. И все будет тип-топ — получим деньги, купите себе новое колесо — и на неделю на Волгу!
— Посмотрим, — буркнул Генка.
— Поглядим, — сказал Витька.
— План такой, — Жмуркин перекинул кинокамеру на плечо, — вы идете вон в те кусты и ждете, пока не начнет темнеть. А я сижу здесь. Потом я подаю сигнал, и вы медленно появляетесь. Медленно. Друг с другом не переговариваться, на меня не смотреть. Сделайте вид, будто что-то ищете. Уяснили?
— Не тупиковые, — презрительно сказал Витька и направился к кустам орешника, разросшимся на краю небольшого овражка.