— Собирались направить роту бронебойщиков, но её перенацелили на речку Мышкову, отражать танковый удар Гота.

— Там она, наверное, и осталась, если до сих пор не прибыла, — покачал головой Калугин.

— Может быть…

— Может, — изучающе рассматривал карту комбат Шестаков. — И батарея существует или нет — неизвестно. Возможно, там фрицы давно засели. Разведка хоть что-нибудь сообщает?

— Двое суток назад батарея находилась на месте. А что происходит сегодня, предстоит выяснить вам, товарищ капитан. И если там находится враг, то его следует уничтожить и организовать оборону.

— Ясно, — коротко бросил Шестаков, надевая танкошлем.

— Как прибудете на место, сразу сообщите в штаб бригады. Ну, счастливо, комбат.

— И тебе, майор, не хворать. По сторонам глядите. Немцев недобитых тут хватает: разведгруппы, заслоны.

— Пробьёмся как-нибудь, — уверенно отозвался майор. — Я тоже не всю жизнь в штабе сидел. Пришлось повоевать…

Танковая колонна капитана Шестакова, набирая скорость, двигалась в указанном направлении.

«Виллис» майора возвращался в штаб. Водитель, из бывалых шофёров, давил на газ, торопясь до темноты миновать как можно быстрее самый опасный участок. Охрана, двое молодых автоматчиков из комендантской роты, держалась настороженно.

Оба служили в бригаде недавно, боевого опыта почти не имели. Снежная сумеречная степь, разбитая техника вдоль дороги, замёрзшие мёртвые тела навевали невесёлые мысли.

— Не дорога, а тоска, — шепнул один из автоматчиков. — И наши, и фрицы рядом лежат, воронами расклёванные.

— Убирать не успевают, земля как камень, — отозвался его напарник. — Глянь, возле сгоревшей «тридцатьчетвёрки» десантники лежат. Так бы и мы лежали, попади в десант.

— Опасные места. В любой момент на фрицев недобитых можно нарваться.

— Не робейте, ребята, — обернулся к автоматчикам майор. — Мы, а не фрицы, наступаем. Пусть они нас боятся. Три автомата, гранаты — отобьёмся, в случае чего.

— Мы не боимся, — дружно отозвались оба автоматчика. — Если что, в момент огонь откроем.

Однако на войне никто не знает свою судьбу. Майор, на год постарше Шестакова, неплохо двигался по служебной лестнице. В начале войны командовал стрелковым батальоном, с боями прорывался из окружения, умело уничтожал вражеские заслоны.

Майор вывел не только свой батальон, но ещё сотни четыре бойцов. С трофейным оружием, захваченными немецкими документами, энергичный, снова готовый воевать. Он чётко доложил обстановку во вражеском тылу, указал сосредоточение немецких войск и дороги, по которым двигалась основная масса наступающих вражеских частей.

Но его крепко подвела правдивость. Отвечая на вопросы, майор рассказал о разбитой, оставленной на дорогах советской технике, колоннах военнопленных, которые под охраной брели в немецкий тыл.

— И много их было, этих предателей? — сощурился кучерявый полковой комиссар. — Десятки, сотни?

— Я не считал, — резко ответил пехотный комбат. — Мы к своим прорывались.

— Не считал, но в панику ударился. Это же надо — колонны предателей! Полки, а может, дивизии? У страха глаза велики. Увидел кучку струсивших отщепенцев и докладывает нам о тысячных толпах!