— Вот так, — проговорил отец, поворачивая рамку лицом к нам. Каждый раз, когда ты будешь смотреть на мать и на меня, ты вспомнишь обещание, которое лежит за фотографией. Ничего нет проще.

Он поставил снимок на стол и без лишних слов протянул мне паспорт и свидетельство о рождении.

— Держи их в безопасном месте.

— Хорошо.

— Ладно. Тогда займемся выборами.

Мы задержались еще на минуту, чтобы положить в конверт мои документы и отдать их управляющему отелем, чтобы тот держал их в сейфе. Потом отправились в новую штаб-квартиру, чтобы забрать Мервина, листовки, Фейт и Лаванду и начать утренний круг хождения от двери к двери в трех районах Хупуэстерна, где, как сказали две ведьмы-активистки, живут рабочие электролампового завода. Мервин очень гордился, что нашел замену мегафона. Принтер его друга продолжал выпускать потоки «ДЖУЛИАРДОВ». И Мервин хоть раз в жизни казался довольным всем миром. Но его день засиял еще ярче, когда появилась Оринда, объявив, что она готова приступить к работе. С Фейт и Лавандой, холодными, и Мервином, разгоряченным, мы вшестером втиснулись в «рейнджровер», оставив в штаб-квартире Кристэл (постоянно озабоченную) и Мардж (вытирать пыль и подметать).

Через восемь дней все будет кончено, размышлял я. Интересно, что я тогда стану делать? Оставалось три или четыре недели до начала занятий в Эксетере. Я мысленно пожал плечами. Мне будет восемнадцать. У меня есть велосипед... можно поехать во Францию...

Я механически вел машину, останавливаясь там, где командовал Мервин.

Оринда надела скромные брюки и жакет оранжево-алого цвета. Как обычно, золотые цепочки. Нежный, безукоризненный макияж. Младенцы получили свои поцелуи. Отец подходил к группкам гуляющих с детьми мужей, свободных от смены рабочих, и узнавал о структуре ламповой нити. Я болтал с пьющими утренний кофе старыми леди, которые не успокаивались, пока отец не пожимают им всем руку. (Любезные улыбки. Оживленные голоса.) Оринда встречала старых друзей. Мервин подготавливал улицы к нашему появлению, устраивая музыкальные увертюры, вроде торговца, продающего с фургона рыбу и чипсы. Фейт и Лаванда не оставили ни одной двери без своего звонка.

Когда мы, закончив обход, уезжали по улице последнего района, то увидели на окнах всего одного или двух «ТИТМЕССОВ», ни одного «УИСТЛА», не говоря уже о «БЕТЬЮНАХ». Но во многих окнах теперь заявляли о приверженности «ДЖУЛИАРДУ». Что в таком случае можно испытывать, кроме надежды.

Мервин и отец решили проехать еще по одной длинной улице. На этот раз с отличающимися друг от друга и более процветающими домами. В тот день я так наелся хождением от двери к двери, что этого мне хватит на несколько жизней. Но у других вроде бы был неутолимый аппетит. Глаза отца по-прежнему сияли энтузиазмом. Люди, не соглашавшиеся с его политическими взглядами, не только не обескураживали его, а еще больше возбуждали. Мне казалось, что он никогда не уставал обращать в свою веру язычников.

Особенно не надеясь, я спросил Фейт и Лаванду, не полагают ли они, что уже сделано достаточно? И как насчет ленча? «Нет, нет, — лихорадочно запротестовали ведьмы, — каждый голос на счету».