Мы подошли к забору. Кот сидел наверху и безмолвствовал, а собака с той стороны захлебывалась от лая.
– Что же делать? Кис-кис-кис, иди сюда, нет, не придет, боится.
– Надежда, да зачем он тебе? Пойдем уж отсюда, а кот успокоится и сам слезет, а потом пойдет по своим делам.
– Да что ты! Это же явно домашний кот, полуперсидский. Видишь, толстый, небось кастрированный. Его если не мальчишки, то коты уличные задерут насмерть, или бомжи на шапку используют. Кисань-ка, иди сюда!
Тут я вспомнила, что у Надежды дома тоже бегало что-то такое рыжее и пушистое. Кошатники все чокнутые, теперь Надежду ни за что отсюда не увести. Надежда между тем подтащила к забору несколько ящиков, влезла на них и потянулась к коту. Тот попятился и зашипел.
– Как бы он туда к собаке не свалился. Вот что, Милка, ты его подпихни зонтиком, а я тут поймаю.
Она достала складную сумку на молнии и приготовилась. Я стала пихать кота зонтиком, он царапался и шипел. Собака с той стороны с интересом наблюдала за нашими действиями. Зацепив этого разбойника ручкой зонтика, я толкнула его к Надежде. Кот не удержался на твердом бетоне и свалился. Надежда подхватила его на лету, он вцепился в нее передними лапами, а задними специальным кошачьим приемом разодрал всю руку. Но героическая Надежда, несмотря на боль, все-таки умудрилась запихать его в сумку, оставив снаружи только одну морду. Взглянув на ее руку, я ахнула. Надежда замотала руку платком и мы пошли прочь. Кот орал из сумки дурным мявом.
– И куда ты его теперь?
– Сама не знаю.
В соседнем дворе нам встретилась женщина с коляской, она про кота ничего не знала. Мы еще побродили по дворам, спрашивая. Я уже начала терять терпение, а Надежда как-то заискивающе посмотрела на меня и сказала, что она к себе этого кота взять не может, потому что ее рыжий Бейсик ни за что не потерпит чужого кота в собственной квартире, так вот, не могу ли я подержать его у себя, пока она не найдет коту приличную семью. Я только набрала воздуху, чтобы высказать все, что я думаю о котах, найденных на помойке, пусть даже и полуперсидских, но тут мы увидели в одном из дворов скамеечку на солнышке, а на ней тусовку местных старушек.
– Сейчас подключим службу информации и все выясним, – оживилась Надежда.
Кота старушки опознали немедленно.
– Это же Нюрин, из семнадцатой квартиры, она его искала. Опять, значит, убежал. Вы идите в семнадцатую квартиру, она дома, только-только из магазина пришла.
На двери квартиры номер семнадцать висела табличка Рахмановым 1 зв. Примаковой 2 зв.
– Вот это да! Значит, Олег Примаков сюда приходил, это его родственница, иначе никак не может быть.
– Вот видишь, – назидательно заметила Надежда, нажимая на звонок два раза, – ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
– Это уж точно, – сказала я, глядя как у нее из-под платка на руке расплывается красное пятно.
Дверь открыла нам бабуся, старая, конечно, но еще довольно крепкая. Мы еще даже не успели показать ей кота, как она ахнула, схватила из наших рук сумку и понесла в глубь квартиры, что-то приговаривая. Оставив сумку в комнате, бабуля вернулась чуть не вприпрыжку и пригласила нас к себе. В комнате бабуля заметила На-деждину руку, всплеснула руками и опять-таки бегом ринулась в кухню, принесла оттуда тазик с теплой водой, достала из шкафчика бинт, йод и мигом обработала рану так, что стало ясно – работает профессионал. Ну да, сказала бабуля. Я же всю жизнь медсестрой проработала. Нам надо было с этой шустрой бабулей переговорить, а для этого подержать ее на месте хотя бы минут десять, поэтому Надежда притворилась, что ей нехорошо. Бабуля встревожилась, однако не стала предлагать никаких лекарств, а лучше чаю. Мы согласились, надеясь, что чай она на бегу пить не станет.