Епископа за ужином встревожило отсутствие своего любимого чтеца, а Делауро тонул в море своих переживаний, и ничто в этом мире, как и в любом другом, его не волновало, кроме ужасающего видения — образа Марии Анхелы, одержимой бесом. Он укрылся в своей библиотеке, но читать не мог. Он ожесточенно молился, пел песню, сыгранную ее отцом на лютне; плакал жгучими слезами, которые вырывались из его кипящего нутра. Потом раскрыл чемоданчик Марии Анхелы и выложил на стол одну вещь за другой, ощупывал их, ловил их запах, усмиряя дикий зов плоти; любил их и разговаривал с ними неведомым стихотворным размером, пока окончательно не сник. Тогда он разделся до пояса, вынул из ящика стола плетку с железными шипами, до которой никогда не дотрагивался, и принялся истязать себя с безудержной ненавистью до тех пор, пока, казалось, не погас последний проблеск мысли о Марии Анхеле. Епископ, который не мог жить без него, нашел его полумертвым в луже крови и слез.
— Это — дьявол, — прошептал Делауро. — Это — бес, самый страшный из всех.
Пять
Епископ вызвал Делауро в свои покои для объяснений и без единой реплики выслушал его горячее выстраданное признание, заранее твердо зная, что не таинство исповеди будет совершать, а вершить строгий беспощадный суд. Единственное послабление, какое было сделано грешнику, состояло в том, что истинная причина его прегрешения осталась для всех тайной. Однако он был лишен всех своих привилегий и житейских удобств и без всякого публичного обвинения приговорен к работе прислужником в лепрозорий Любови Божьей, — в больницу для прокаженных. Делауро испросил позволения служить там пятичасовую утреннюю мессу, и его просьба была удовлетворена. Он преклонил перед епископом колена с чувством искреннего облегчения, и они вместе прочитали молитву «Отче наш». Епископ его благословил и велел встать с колен.
— Да будет с тобой милость Божья, — сказал епископ. И выбросил его напрочь из сердца.
Еще до того как Каэтано стал отбывать наказание, высокие священнослужители епархии выступили в его защиту, но епископ был непреклонен. Он высказал свою убежденность в том, что экзорцистам свойственно поддаваться искушению тех же самых бесов, которых они призваны изгонять. Его последний аргумент звучал так: Делауро не заставлял себя подавлять дьявола незыблемым авторитетом Христа, а впадал в греховный соблазн дискутировать в миру о догматах веры. Именно это, говорил епископ, и смущало его душу и едва ли не столкнуло в пропасть ереси. Однако все продолжали удивляться тому, что иерарх так сурово покарал своего любимца за подобный проступок, который заслуживал лишь того, чтобы выбить из него дурь просто по-христиански, и — аминь.
Мартина навещала Марию Анхелу с завидным постоянством. Ее тоже глубоко ранил отказ в помиловании, но девочка об этом долго не подозревала. Однажды обе они сидели у окна и вязали, и она увидела, что Мартина заливается горючими слезами. Старуха не стала скрывать причину:
— Лучше сразу умереть, чем подыхать в тюрьме.
Последняя надежда, считала она, на бесов Марии Анхелы. Ее интересовало, сколько их, как они выглядят и можно ли с ними поторговаться. Девочка насчитала их шесть, но Мартина сказала, что в шестерку затесался один африканский бог, который, наверное, и сбил с толку ее родителей. Уверенность в этом крепла со дня на день.