Да что же это у Игната руки так трясутся? Он-то не чета Сушкову, не должна его так взволновать разборка с охраной подземелья! Что же тогда его так взволновало? По-моему, он уже по второму, если не по третьему разу пробует ключи и всё никак не найдет нужный.

А Кузьмич? Понятно, что он человек не военный, а сугубо гражданский, и от него трудно ожидать хладнокровия в такой ситуации, но чтобы вот так расклеиться! Всё лицо в крупных каплях пота, глаза постоянно моргают, губы трясутся, руки судорожно вцепились в решетку.

Ах я дурак! Ребята же изо всех сил подают мне знаки! А сказать ничего не могут, потому что кто-то есть рядом, кто-то их контролирует. Вот оно что! Вот о чем предупреждала меня Ружина! Ладно, кукловоды-любители, сейчас я ваше начинание накрою медным тазом.

– Друзья мои, я вам очень благодарен, но я никуда не пойду! – решительно заявил я.

– Да как же это, князь? – воскликнул Афанасий, расплываясь при этом в радостной улыбке. – А как же пасквили?

– Да, Михаил Васильевич, как с доносами-то быть? – замок в руках Игната победно щелкнул.

– Бог им судья, всем этим людям, но я останусь здесь. Сбежать – значит согласиться с обвинениями, признать себя виноватым. Но на мне нет вины, я ничего плохого не сделал!

– А тюремщики? – Лукьянов вяло махнул рукой в направлении входа в подземелье. – Мы же их того.

– Это плохо. Вам, ребята, реально бежать нужно. Давайте сначала на север, в Холодный Удел, а потом что-нибудь придумаем, – уверенно ответил я, осторожно поглядывая по сторонам в ожидании окончания этого комедийного акта.

– Ну, так мы это, – нерешительно промямлил Кузьмич, обращаясь к кому-то невидимому, – мы пойдем?

– Свободны! – раздался громкий насмешливый голос, и моих людей перед решеткой сменил богато одетый молодой человек, за плечом которого маячила кислая физиономия начальника Сыскного приказа. – Ну что, Никита Андреевич, не удался ваш замысел?

В отличие от настоящего князя Бодрова мне не приходилось встречаться с этим человеком, но я сразу узнал его по описаниям и многочисленным портретам. По масштабам своих деяний и замыслов он больше всего походил на молодого Петра Великого, выглядя при этом чуть ли не полной противоположностью Петру Алексеевичу: невысок ростом, чуть больше меры упитан, круглое гладко выбритое лицо, прямой нос, короткая стрижка с жиденьким, зачесанным направо чубчиком. Ей-богу, царевич Федор гораздо больше был похож на Наполеона Бонапарта, чем на Петра Первого!

– Вечер добрый, ваше высочество! – не дожидаясь вступления в разговор Глазкова, я поприветствовал наследника престола учтивым поклоном.

– Здравствуй-здравствуй, Миха Холод, – весело ответил царевич, – опять сидишь? Как бы это у тебя в привычку не вошло!

– Так я не по злому умыслу, Федор Иванович, единственно – по несчастному случаю да по дурости своей, – беспомощно развел руками я.

– Ну, ты дурачком-то не притворяйся, – усмехнулся Федор, – ты им никогда не был. А тут мне последнее время все только и жужжат в уши о том, как ты возмужал да за ум взялся. Про фехтовальные твои успехи вся столица только и говорит, а за конструкцию штыка отдельное тебе от всей таридийской армии спасибо! Улорийцы буквально только что переоснастили свои ружья подобными штыками. Меня просто зло взяло от этакой картины: решение-то простое, буквально на поверхности лежащее, а в голову пришло улорийцам, не нам! А выходит, и у нас есть светлые головы! Или подсмотрел решение у улорийцев?