Не сильно задержавшись на второй линии флешей, мы передвинулись на линию первую. И тут уже нервы улорийцев не выдержали, кавалерия обратилась в беспорядочное бегство, судорожно пытаясь поскорее вырваться в чистое поле и топча подвернувшуюся под ноги свою же пехоту. А пехота просто гибла под копытами своих и чужих коней, настигаемая таридийскими саблями и штыками. И вскоре уже весь неприятельский центр, охваченный паникой, побежал в направлении своей королевской ставки. Наша конница пустилась вдогонку, а пехоту я остановил за флешами – не дело это, пехота так далеко не бегает. Не дай бог у Яноша еще какие-нибудь резервы сохранились, нужно быть начеку и вновь превратиться в организованную силу.

Над полем боя вновь раздались радостные крики, и причиной для этого стали сразу два события. Господин Сиверс перешел-таки в наступление, подчиненные ему войска форсировали Егорьевский овраг и отбросили штурмовавших редут улорийцев. Последние же, обнаружив повальное бегство центра своей армии и боясь оказаться окруженными, тоже начали отступление.

Ну а солдаты центральной части нашего войска радостно приветствовали появление на передовой наследника таридийского престола. Из-под надетой набекрень треуголки Федора Ивановича виднелась окровавленная повязка, мундир был разодран в нескольких местах, но на лице играла довольная улыбка, а глаза светились от счастья.

– Живой? – царевич слез со своей каурой лошадки и обнял меня. – Спасибо, что вовремя подоспел! И как ты только умудрился пушки с Красного холма притащить?

– Чего только не сделаешь с перепугу, – небрежно ответил я.

– Молодец, Холод! Быть тебе генералом! – рассмеялся Федор. – А где Алешка?

– Погнал улорийцев к лесу, – я махнул рукой в сторону возвращающейся кавалерии, – сейчас вернется. Он у нас сегодня герой! – пока было время, я вкратце поведал командующему о достижениях его младшего брата.

– Отлично! Всего-то и нужно было тебе подчинить! – наследник престола на радостях хлопнул меня по плечу. – Как думаешь, Янош в лесу сгруппируется и попытается взять реванш или побежит?

– Этот лесок всего метров двести в ширину, – усмехнулся я, – так что мы сейчас потащим туда артиллерию и станем палить картечью до тех пор, пока все улорийцы либо полягут там, либо побегут. Так что выбора у нашего друга Яноша нет.

– Ох, ты и любитель артиллерии, Миха! Янош на весь мир раструбит, что мы нечестно воюем. Он бы послал в лес пехоту.

– Пусть трубит! Горе побежденным!

Спустя час мы начали приводить мою угрозу в исполнение. Противник сначала огрызался десятком уцелевших и прихваченных с собой в лес орудий, потом попытался ударить из лесу в штыки, но чуть ли не сотня пушек и гаубиц разного калибра, с максимально возможной частотой палящих картечью, быстро отбила всякую охоту к сопротивлению. В пять часов дня улорийцы начали массово сдаваться в плен. Правда, выяснилось, что отважный король Янош Первый пустился в бега, не дожидаясь развязки и не участвуя в попытках своих маршалов отстоять лес.

Вся наша кавалерия под командованием царевича Алексея бросилась вдогонку, но относительно свежие кони были только у двух полков южноморских драгун, бывших в подчинении у генерала Сиверса и почти не участвовавших в битве. А король Улории со свитой явно удирал на свежих лошадках, так что до позднего вечера и весь следующий день тянулись потоки пленных, но неприятельского монарха среди них не было. Вечером следующего дня он переправился через Титовицу всего с тремя сотнями всадников. Фактически улорийская армия была уничтожена. Одних только пленных было шестнадцать тысяч, счет убитых перевалил за двадцать две тысячи. Разрозненные и лишенные общего командования улорийские отряды пытались самостоятельно выбраться с таридийской земли, и мелкие стычки, умножавшие и количество пленных, и потери разбитой армии, продолжались еще три-четыре дня. По предварительным оценкам, удалось спастись шести-семи тысячам солдат Яноша Первого, обоз, казна и вся артиллерия достались победителям.