— А если мне в туалет надо? И вообще, какое ты имеешь право!

— Я тебе не доверяю, — пожимает он плечами и закрывает глаза, словно я тут не бьюсь в истерике. – Думаю, у нас в этом плане много общего. И мне кажется, в туалет ты не хочешь. А чего тогда вскочила?

— Я должна давать отчет по каждому своему действию? Сегодня наручники, а завтра клетка? Что дальше? Намордник?

— Ну не бросайся в крайности, — дергает он меня на себя и тут же наваливается сверху. – Чего ты бесишься. Куда ты хотела сходить? Сбежать от меня?

— Да не же! Хотела трусы надеть!

— Вот так номер, — его свободная рука тянется между ног и нащупывает до невозможности влажные складки. – И зачем тебе трусы?

— Харитон, я все еще зла на тебя. Ты сделал меня пленницей!

— Зато представь только, какой сладкий плен это будет, — чувствую вместо пальцев давление, головка раздвигает складки, легко скользнув внутрь. – Или ты скажешь, что тебе это не нравится?

— Нравится, — чувствую, как тело плавится от нежного проникновения, от поцелуев, которыми он осыпает мою шею, лицо, от пальцев, которые так умело ласкают клитор. – Но иногда нужно знать меру.

— Я ходил монахом при тебе так долго, что сейчас даже атомная война меня не остановит, — толкается он до самого конца, двигается медленно, наращивая темп постепенно, но уже знаю, что это подготовка, после которой он просто потеряет разум и станет настоящим животным, которому я смогу только подчиняться. И больше не думать. Не бояться. Лишь чувствовать. Лишь летать.

— Расскажи мне, что случилось.

— В смысле? — говорю сонно, спустя три дня, краем глаза замечая, что намечается рассвет. – Когда?

— После нашего с тобой рандеву. Ты говорила в кафе, но я бы не смог слушать.

— Мне тебя наручниками приковать, чтобы ты не рванул к Рашиду?

— Типа того, — прижимает он меня к себе ближе, легкими движениями пальцев поглаживая бедро. А я чувствую, как покалывание стремительно перерастает в возбуждение. Когда оно уже закончится? Когда этот сладкий плен отпустит мое тело, и я снова стану той нервной Евой, которая вошла в этот домик. В этот рай.

Интересно, что раньше вспоминать все это было тяжело, но сейчас, в объятиях Харитона, все иначе. Даже готовить под его пристальным взглядом стало проще. Нет нервного тика, когда он случайно меня касается, случайно целует. Хочется верить, что эффект трахотерапии будет долгим. Но все это так зыбко, что порой хочется снова в свою реальность, где существуют только Данила и страх его лишиться.

— Отец был в бешенстве. Такого позора он не ожидал. Потребовал от твоего отца либо нашей свадьбы, либо твоего заключения. Твой отец рассмеялся ему в лицо и сказал, что найдет мне жениха. А потом продал долю бизнеса, которым они владели, Рашиду. И сначала шло все неплохо, я даже смирилась, пока не выяснилось, что у отца ничего не осталось, и фирма, по сути, пустышка, которую отец давно заложил. Рашид был в ярости, лишил отца дома, меня начал колотить, говорить, какая я уродина.

— Ублюдок.

— В общем, он меня не трогал, а потом оказалось, что я беременна. Отец тогда