— Нет, Вероника. Теперь твои проблемы — это твои проблемы. Теперь твоя жизнь и твои долги меня не касаются. Все, — отталкиваю ее к двери и хватаюсь за стену.

— Харитон, пожалуйста!

— Пошла вон! — бросаю стул в дверь, чуть-чуть не задевая сестру. Сестру, которая тоже не захотела поделиться со мной своими проблемами. И Ева не захотела. Потому что я не решаю чужих проблем. А только создаю новые.

Силы покидают окончательно, в груди ком размером с атомную боеголовку, которая вскоре оставляет внутри лишь одну сплошную зиму.

Почти теряю сознание, слушая топот ног, звук медицинских аппаратов, беспокойные голоса, а затем чувствую, как все медленнее и медленнее бьется сердце, как сгущается в сознании туман, как пустота тянет ко мне руки, приглашая в спокойный мир, где нет боли, нет страданий, ответственности, любви. И словно сквозь толстое стекло различаю ласковый, нежный шелест листьев. Именно таким я помню голос Евы. Мягкий, шелестящий. Особенно в моменты, когда она отдавалась мне, когда шептала, что любит. Еще восемь лет назад, еще несколько дней назад. И как я только мог не узнать этот голос. Он, словно вихрь листвы в теплый осенний день, окутывал меня. В тот единственный день, когда мы с родителями и сестрой оказались в парке вчетвером. Просто гуляли, а мы с Никой собирали охапки листьев и бросали их друг в друга. Это был самый счастливый мой день. Единственный нормальный день, когда я чувствовал себя частью семьи. А на следующий день матери не стало. И Евы не стало.

Тогда почему у меня четкое ощущение, что она рядом? Не отпускает в пустоту. Зовет своим нежным голосом, напоминает о семье, которая у нас может быть.

Семья.

Моя семья.

— Время смерти…

— Стойте! Есть ритм…

Меня выписывают через три недели. Мне не терпится выйти, чтобы попасть на место взрыва. Я даже Кириллу ничего не говорю, Марку, Даше и всем тем, кто меня навещал. Но в момент, когда я почти сдох, я услышал ее голос. И она не звала меня, а тянула назад. Она еще здесь. Ева и Данил живы. И можно сколько угодно читать заключений, что останки тел были слишком обгоревшими, чтобы опознать их, а заключений стоматолога нет, я уверен, что это водитель, а Ева с Данилом таким образом скрылись. Как? Я пока понятия не имею, но нужно выяснить, чтобы однажды их найти. Но так, чтобы больше никогда не подвергать их опасности.

Ресторан Марка и Даши после взрыва стал одним из самых популярных мест в городе. Непонятно, надолго ли, но они использовали это по максимуму. Я прохожу мимо входа, где выстроилась очередь, чтобы войти в здание, и захожу за угол, где была стоянка.

Воспоминания накатывают разом, но я стою, дышу, привалившись, к стене, пытаясь справиться с вспышками взрыва, с оглушающим грохотом, с криком Кирилла.

Только спустя минуту, когда звон в ушах стихает, я открываю глаза и двигаюсь в сторону черной копоти, которая так и осталась на стенах и брусчатке. Очевидно, ребята специально не закрашивают это место. Обломки машины давно забрали, но следы расплавленных шин все еще здесь. Как и запах горелого. Хотя прошло уже так много времени.