— Мне бы твою уверенность. — Особенно когда я помню каждое ядовитое слово в свой адрес. То, куда Харитон обязался меня отдать, что со мной сделать. А мысли о гробе, в который меня положат заживо, не давали даже питаться нормально. Днем мне это приснилось. Полная темнота и коробка, в которой, я надрываю горло, замурованная под толщей земли.

Чуть позже нас обоих вызывают к Рашиду, и мы идем туда, словно на расстрел. Из головы до сих пор не выходят слова, что договор с Данилом относится только ко дню обряда, а теперь я абсолютно ничем не защищена. Но говорить об этом с сыном и просить его о помощи я просто не смогу. Не имею права. Я должна его защищать, но никак не наоборот.

В кабинете Рашида, где тот уже восседает в своем кресле за огромным столом, нас оставляют одних.

— Ночью был убит мой племянник, Ильдар, — смотрит Рашид на меня. — Что ты об этом знаешь?

— Я спала, — говорю без запинки, прекрасно помня о словах Харитона. — Ничего не слышала. На посту был вроде как Абдул.

— Да, — подтверждает Данил. — Он был там. По дому ходят слухи, что он его убил.

— Да, я слышал. Но мне нужно знать наверняка, прежде чем я убью своего человека. За ним отправили людей. Присаживайтесь. Мы подождем вместе. В семейном кругу.

Я сглатываю, а Данил спокойно проходит в кресло, которое, очевидно, занимает всегда. Я же иду к соседнему на подкашивающихся ногах. Мельком вспоминаю, как пугалась, сидя рядом с Харитоном в его кабинете. Но там я, скорее, была возбуждена, взбудоражена. Теперь очень ярко понимаю эту разницу. Как можно было перепутать?

Рашид пытается улыбаться, глядя на Данила. В его глазах мелькает гордость, которая мне противна. Хотя бы потому, что я растила мальчика не для потехи семьи Рашида. Оставить его и нести трудности, связанные с рождением малыша, было моим сознательным выбором. Я хотела иметь существо, безгранично меня любящее, несмотря на внешность. И неважно, что потом я стала красивой. Это ничего не изменило. Внутри я все та же толстушка, надевшая маску.

— Ну как тебе обряд, Эвелина?

От этого имени как обычно вздрагиваю, мысленно возвращаясь в неприглядное прошлое. Смогу ли я когда-нибудь отпустить его?

— Эвелина?

— Если ты доволен, то прекрасно.

— Я все жду, когда ты снова начнешь дерзить. Помнится мне, в прошлом ты постоянно вела себя неподобающе.

— За что регулярно получала, — наконец перевожу взгляд на него. — Но ведь кто прошлое помянет, тому глаз вон. Верно?

— Верно, — хохочет. — Ты родила мне прекрасного наследника и только поэтому жива. Впрочем, ты стала очень красивой. А хочешь…Я выгоню всех своих любовниц и сделаю тебя первой и единственной женой?

— Это было бы круто, абу Рашид.

Я даже дергаюсь от позитивного голоса своего сына. Если бы не он, фыркнула бы, а так могу только молча пялиться на улыбку Данила, напоминающего мне помешанного.

— Вот. Даже Дани согласен. А ты? — Он наклоняется через стол, а я выпрямляю и без того напряженные плечи. Даже не знаю, что хочу сказать, но он отмахивается.

— С другой стороны, зачем мне отказывать себе в удовольствии, если вскоре тебя заберет твой любовник, Черепанов.