Помню, что перед тем, как уснуть, я посмотрел на часы. Было 9:30 вечера. Значит, я продрых шестнадцать часов. Получается, я разом проспал две ночи, во время которых бодрствовал. Хотя просто прилег, думая, подремать, пока не вернулся Хэчжин. Я моргнул сухими веками, отгоняя сон.

Я спустился с кровати и открыл жалюзи. За окном висело серое небо. В туманном воздухе низко кружила чайка. Солнце было скрыто за облаками, но было очевидно, что уже за полдень.

Качели на крыше были пустыми. Кажется, мама совсем покинула меня. Я не мог понять, почему она появилась и почему ушла. Но испытал странную печаль, будто мне перерезали пуповину, почувствовал, что стал беспризорным, который переступил границу дозволенного. А тот, кого я оставил за этой границей, был я — я, который жил в мире людей, который верил, что твердо стою на земле. Но, преступив запрещенную границу, нет пути назад, невозможно ничего сделать, кроме как двигаться вперед в зимний холод.

Теперь я был уверен, почему в памяти стерлось все, что произошло за два с половиной часа, когда я совершил два убийства. Потому что, вспомнив, я должен был покинуть мир, где я родился и вырос, должен был оставить привычную мне жизнь, но вот покинуть его я был не готов. Я совершил то, с чем не мог справиться. Неужели забвение было единственным путем, чтобы справиться с тем, с чем нельзя было справиться?

С другой стороны, я помнил практически все, что произошло прошлой ночью. Много времени я провел рядом с трупом тети и очень-очень долго бродил в темном лесу внутри меня. Я летал в розовом тумане, как бабочка, которая только что вылупилась из кокона. Красный огонек мигал сквозь туман, предупреждая меня о паутине, но я его проигнорировал. Горячая сила, более сладкая и мощная, поднимала меня все выше к свету. С подъемом звезды тоже стали ближе ко мне.

Когда я пришел в себя, Реалист громко кричал. Стемнело. Ты замерзнешь. Скоро вернется Хэчжин. Надо привести в порядок место преступления. Скорее, скорее…

Я помню, как отрешенно оглядывал место убийства. Я смотрел на тетю, которая лежала на животе под навесом в свете фонаря, на себя, сидевшего рядом на корточках с бритвой в руке, на кровь, полностью залившую крышу. Вокруг опускался холодный мокрый туман. В ушах стонал ветер. Падающие звезды исчезли, и только их отсвет мерцал под ногами, постепенно затухая, словно тлеющие угольки.

Я оперся рукой о пол и хотел встать, но снова сел. Долго сидел на корточках, поэтому ноги разгибались с трудом. Я ощутил холод и боль во всем теле. Меня охватила усталость, захотелось просто рухнуть и уснуть. И тут на глаза мне попалась резиновая бочка, стоявшая рядом с краном.

Я положил туда труп тети. Можно сказать, выбрал самый практичный способ расправиться с трупом, как и в случае с девушкой с жемчужной сережкой. Крыша стала семейным кладбищем. В середине — мама, а справа — тетя. Я ухмыльнулся. Теперь что, и левую сторону заполнить?

Я открыл кран и шлангом, который был надет на кран, помыл на крыше пол. Потом потер помутневшие глаза и отыскал части сотового тети. Затем снял с себя окровавленную одежду и залез в ванную. Тело так сильно замерзло, что я не мог держать в руках душ. Я простоял под горячей водой больше десяти минут и только тогда смог еле-еле двигать руками.