Ага, вот они – и те двое, что показали мне место, и двое незнакомых, и тощий щенок возле них вертится. Раз они здесь, домашними заботами не обременены – а вот поди ж ты, не идут к речке ни с самодельными удилищами, ни купаться, играют во что-то вроде городков, швыряют по очереди палки в поставленные не по городошной, а по какой-то другой системе, чурбачки. И палки, и чурбачки ошкурены, обтесаны – значит, ножики у них есть, могли бы сто удилищ нарезать. Когда мы шли по Белоруссии, видели: везде, где близ деревни есть годная речка, местная пацанва так и делает. Родители не запрещают, наоборот, сами отправляют – голодно повсюду, а от рыбки какой-никакой приварок, так что частенько и взрослые с удочками сидят…

Как будто век в девятнадцатый попал или в дореволюционные времена: босоногие поголовно, не стрижены, одежда сплошь из домотканины, латка на латке. Ну, предположим, мы в их годы тоже в теплую пору босиком ходили и одеты были не франтовски, но все ж далеко не так убого выглядели. Бедность, глухомань, три года оккупации – что тут непонятного…

– С уловом, дяденька Рыгор! – заорал их заводила, и все уставились на меня и мой кукан.

Это они меня так здесь перекрестили – и взрослые тоже, включая мою хозяйку. «Егор» по-белорусски так и будет, «Рыгор», да и Игоря-одессита так же называют. Я не протестовал, Игорь тоже – пустяки, что нам стоит побыть Рыгорами дней десять?

– Где ловили?

– Где показали, на Купалинском омуте, – сказал я. – За что вам благодарность от лица Красной армии.

– Из благодарности шубы не сошьешь, – по-мужицки рассудительно сказал заводила Стах.

(Вот кстати. Разговаривать мне с местными было трудненько. Русского они то ли не знали, то ли крепко подзабыли, когда с приходом немцев вся школьная учеба кончилась. А по-белорусски говорили так, что чистый белорус (правда, из Гомеля) Астаншонок, механик-водитель второго экипажа, не всегда и понимал местный говор. Но кое-как договаривались. А поскольку больше сорока лет прошло, все их словечки из памяти выпали, и я буду наши тогдашние разговоры передавать нормальным русским языком.)

– Чего ж тебе надобно, старче? – спросил я. (Правда, сразу видно, юмора он не понял – вряд ли сказки Пушкина читал.) – Пальнуть в воздух, чтобы гильзу тебе дать? Это я могу.

– Гильзы – то для вовсе уж малых дытын, – сказал Стах так же рассудительно. – Вот если б вы нас, дяденька Рыгор, на вашей броневушке чуток прокатили… Все бы от зависти померли.

– Выберу время – покатаю, – сказал я.

А почему бы и нет? Получится как раз в рамках той политики, что мы здесь по указанию замполита осуществляем – и самоходка лишний раз по деревне прогрохочет, и смычка с местным населением, пусть и в лице детворы.

– А не обманете? – подозрительно спросил Стах.

– Не обману, – сказал я. – Не водится за советскими офицерами такой привычки. Как только время подходящее будет. Ты мне вот что скажи… Речка у вас рыбная, что же рыбачить не ходите? Не для забавы, так для пропитания. Времена голодные…

Он отвел глаза, громко шмыгнул носом и словно бы нехотя обронил: