— О Господи, — проговорила Элизабет.

Позади нее в ужасе всхлипнула Бланш, прислуживавшая за столом.

— Часто хворост оказывается сырым, — безжалостно продолжал сэр Генри, — и сожжение затягивается надолго. Народ же вместо того, чтобы осуждать несчастных, ярится и делает все возможное для облегчения страдания еретиков. Дошло до того, что во избежание этого совет выделил для каждой казни дополнительную стражу.

— Мне кажется, что эти сожжения не искореняют ересь, а лишь поощряют ее, — заметила Элизабет. — Найдутся люди, которые сочтут, что реформатская вера стоит того, чтобы за нее умереть.

— Я слышал, — доверительно сообщил сэр Генри, — хотя и не уверен, что можно полагаться на местные слухи, ибо они обрастают множеством подробностей, прежде чем доберутся до нас, — так вот, масштабы преследований внушают ужас самому епископу Гардинеру, и он рекомендовал королеве применять более мягкое наказание, но та не согласилась. Возможно, это неправда.

А может, и правда, подумала Элизабет, вспоминая целеустремленность Марии и фанатичный блеск, который появлялся в ее взгляде всякий раз, стоило ей заговорить о своей вере. Отчасти же свою роль наверняка сыграло влияние ее мужа, короля Филиппа. Похоже, он полностью покорил королеву — или вскружил ей голову. Неужели она настолько потеряла разум, что готова была рисковать народной любовью — самым ценным, что только может иметь монарх?

Ближе к ночи, когда сэр Генри ушел и со стола убрали, вернулась Бланш, чтобы помочь Элизабет приготовиться ко сну.

— Я не могла сказать раньше, миледи, — прошептала она, — но сегодня я ходила в поселок, и стражник зашел выпить пива в «Быке»; там, пока он ходил на улицу по нужде, я быстро переговорила с мастером Перри. Он просил передать вам, что народ по всей стране ненавидит королеву и многие молятся, чтобы ее беременность завершилась смертью. Вас же, миледи, народ считает своей избавительницей.

Ее слова глубоко тронули Элизабет, вновь возродив надежду, что народная любовь, которой лишилась Мария, обратится на нее саму, предоставив шанс на спасение вопреки ожидаемому рождению наследника-католика. Но природная осторожность быстро возобладала.

— Ты поступила неразумно, — укоризненно сказала она. — Надеюсь, никто не подслушал.

— О нет, миледи, — заверила ее Бланш. — На крыльце не было никого, кроме нас. Мастер Перри вышел следом за мной, пока я ждала стражника.

— Что ж, хорошо, — отозвалась Элизабет. — Если кто-нибудь об этом узнает, пострадаем мы все. Я знаю, что могу на тебя положиться.

— Обещаю держать язык за зубами, — ответила Бланш, беря щетку для волос.

— Милорд, дорогой мой муж, — нежно проговорила Мария, неуклюже поднимаясь с кресла, когда в ее покои вошел Филипп. — Рада вас видеть.

Король поклонился, глядя на осунувшуюся и побледневшую жену. Беременность со всей очевидностью причиняла ей немалые страдания, к тому же ее чрезвычайно беспокоили волнения, вспыхнувшие после сожжений еретиков.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, мадам, — молвил он, целуя ей руку.

— Один ваш вид придает мне сил, милорд, — ответила та, взирая на него с обожанием.