Наконец Усанга разозлился и, бросившись к девушке, сграбастал ее своими длинными, как у обезьяны, руками. Колотя его по лицу сжатыми кулаками, Берта пыталась защититься и отпихивала его. Она угрожала ему гневом Нарату. Тогда он изменил тактику и начал умолять ее подчиниться ему. Пока он препирался с ней, обещая безопасность и полную свободу, воин, которого Усанга вышвырнул из хижины, шагал туда, где находилась Нарату.

Усанга, видя, что мольбы и обещания бесполезны и угрозы тоже не действуют, потерял терпение и голову. Он грубо повалил девушку на грязный пол. В этот самый момент в хижину ворвался разъяренный демон ревности — Нарату.

Пиная ногами, царапаясь и кусаясь, она быстро обратила в бегство перепуганного Усангу и так была полна желанием наказать своего неверного повелителя и хозяина, что совсем забыла о предмете его увлечения.

Берта Кирчер слышала, как она гонялась за Усангой по деревенским улицам, пронзительно выкрикивая проклятья в адрес своего неверного супруга, и дрожала от мысли, какая месть ожидает ее от рук этих двоих, так как знала, что не позднее как завтра Нарату расправится с ней в полную меру своей ревнивой ненависти. Это сейчас она всю ярость своего сиюминутного гнева обрушила на Усангу. Завтра настанет черед Берты.

Прошло всего несколько минут, как разъяренные супруги покинули хижину, и тут возвратился воин-страж. Заглянув в хижину, он вошел.

— Никто теперь меня не остановит, белая женщина,— пробормотал он, быстро подойдя к ней.

Тарзан наслаждался сочным окороком Бары-оленя и был далек от беспокойных мыслей. Мир и покой царили в его душе. Он благодушествовал и желал, чтобы такое состояние сохранялось подольше. Желудок его был полон вкусной пищи, это было очень здорово. Но человека-обезьяну преследовало увиденное по дороге — изящную молодую девушку толкали и били сопровождающие ее негритянки. Он отчетливо представил себе, что могла чувствовать пленница. Ее положение в этом диком краю было незавидным — узница среди необузданных, распаленных похотью чернокожих. Почему же было так трудно помнить о том, что она всего лишь ненавистная немка и шпионка? Почему же тот факт, что она белая женщина и находится в беде, будоражил его сознание? Тарзан ненавидел Берту Кирчер, ненавидел всех ей подобных, и участь, которая, несомненно, ожидает ее, вполне ею заслужена.

Дело было решенное, и Тарзан настроился думать о других вещах, но все же видение не исчезало, оно то и дело возникало вновь во всех деталях и раздражало его.

Человек-обезьяна начал размышлять о том, что сделают с ней негры и куда ее увели. Он очень досадовал на самого себя за такие мысли. Так случилось после эпизода в Уилхемстале, когда его слабостью объяснялся неожиданный поступок — Тарзан, поклявшийся мстить немцам, пощадил жизнь шпионки. И не проявит ли он подобную слабость снова? Ну, уж нет!

Наступила ночь. Тарзан устроился отдохнуть на раскидистом дереве, забравшись в дупло и собираясь не покидать это убежище до утра. Но сон не шел к нему. Вместо этого то и дело приходило видение белой девушки, мучимой чернокожими женщинами. Он отгонял видение, но оно являлось вновь — теперь эта же девушка страдала одна во власти злобных негров где-то в темных и жутких джунглях.