Работу свою Рыжиков выполнял без огонька, но честно. Но было то, что он ненавидел всеми фибрами своей души. Не любил он дежурства на стадионах, пляжах и прочих местах общего пользования, ибо помойки в них никакого интереса для него не представляли. Железяки на них не выкидывали, а если и выкидывали, то шустрые дворники все быстро прибирали в свои закрома.

…Молодой фельдшер Пашка-Занзибар давно планировал эту акцию. Он долго подлизывался к старшему фельдшеру Евгении, чтоб его поставили одного на бригаду. Потом он активно соблазнял по телефону унылую диспетчершу из Центра, которая должна была дежурить в этот день с ним. Перед дежурством он попросил соседку Неониллу Аполлоновну, чтобы та поставила свечки в храме, куда ходила ежедневно, Николаю Угоднику, покровителю моряков, Макарию Египетскому (о нем он слышал от той же соседки), покровителю песков (Египетский ведь!), Пантелеймону-целителю, патрону медиков, и Илье-пророку, молитвеннику за всех, кто на колесах, и организатору гроз и дождей. Вернее, Илье-пророку полагалось две свечки: одну за успех предприятия, а другую, чтобы не было дождя. Пашка хотел урвать дежурство на пляже в Серебряном Бору. Смысл этого действа был двойной: во-первых, возможность купаться весь день, во-вторых, – отсутствие вызовов. Обращений на пляже в будний день было мало, точнее сказать, их практически не бывало, но дежурства назначали на всякий случай.

Выходя на сутки, Пашка сделал все как надо – три раза плюнул через левое плечо, перекрестился на икону святых апостолов Петра и Павла, подаренную все той же Неониллой, и на всякий случай подложил пятак под пятку, хотя это вроде относилось к экзаменам. «Хуже не будет», – подумал Пашка.

На подстанции Пашка нашел себя в раскладке на день. Он стоял один на 11-й бригаде с водителем Рыжиковым. Конечно, Рыжиков – не самый классный напарник, лучше было бы работать с молодым веселым евреем Борькой Буничем (Борька возил с собой гитару, пел забавные песенки и с ним запросто можно было закадрить каких-нибудь девчонок), но Рыжиков так Рыжиков. Пашка получил в диспетчерской карту с нарядом в Сыр-Бор и пошел звать Рыжикова.

Рыжиков Пашкиных надежд не разделял. Купаться он совершенно не хотел, хотя день обещал быть жарким, а вот перспектива целый день простоять на пляже вдалеке от вожделенных помоек его совсем не радовала. Занзибар пытался расшевелить его воображение картинами девушек в купальниках, но Рыжиков был кремень. Судя по всему, в купальнике он мог представить только свою Марь Степановну, дефилирующую по даче в нижнем белье. А это, похоже, не вдохновляло даже его.

На пляж прибыли вовремя, успев заехать за квасом. Пашка, осмотрев место дислокации и оценив отсутствие отдыхающих, быстро разделся и лег загорать. Рыжиков в клетчатой рубахе и шляпе мрачно прогуливался вокруг машины.

Часам к одиннадцати солнце начало припекать, и Пашка, хлебнув кваску, решил окунуться. Вода была приятно-прохладная, Пашка плескался как молодой дельфин. Он доплыл до крылатского берега, вернулся назад, понырял то ли с ветлы то ли с ивы, склонившейся над берегом.