– Баконя грит – ночесь прошли, видать, к Азаку направились. Лодки полные, осадчивые – с товаром.

– Добро, – Курдюм осклабился и неожиданно подмигнул всем, бывшим с ним рядом, бродникам, четверо из которых – довольно еще молодые парни, судя по скуластым лицам – половцы – не сомкнули глаз с полночи, бдительно охраняя пленных. Даже и сейчас настороженно присматривали, Ремезов даже скривился:

– Да не убежим мы никуда, зря вы волнуетесь.

– Убежите – не убежите, – высморкавшись, философски заметил главарь, – а присмотр все одно нужен.

Павел пожал плечами – кто бы спорил? Хотя, наверное, его слова все же возымели действие – с пленниками остались только двое разбойников, все же остальные, повинуясь приказу своего атамана, скоренько собрались и двинулись вниз по реке – кто на челнах, а кто и по берегу – на лошадях. Ясно было – куда: конечно же, торговые ладьи грабить!

– Как ты, Маша? – проводив взглядом лодки, боярин присел на топляк, рядом с девушкой. – Никто не приставал ночью?

– Никто, – юная красавица улыбнулась и, хлопнув ресницами, зевнула, быстро перекрестив рот. – Я-то, господине Аким, не спала, все в траве ворочалась, слыхала, как эти почитай всю ноченьку про что-то сговаривались. Слыхала, вроде и про нас говорили – мол, то ли убить от греха, то ли в Азаке, на рынке, продать, есть у них там верные люди.

Азак, он же – Тана, будущий Азов – торговая фактория Генуи на топких берегах Азовского моря, ныне платящая дань татарам.

Ремезов покусал губы – в принципе, подобного решения он и ждал, чего еще ожидать от разбойников? Благородными они только в старых книгах бывают, на самом же деле… Лиходейничают-то не от благородства, скорее – от безысходности, а с пленниками поступают известно как: если нельзя продать, так убить. Еще вариант – принять в шайку, что тоже вполне могло быть, но при данном раскладе касалось только Ремезова – сильного и опытного в воинском деле молодого мужчины. Все еще хромавший Яцек в этом смысле для бродников никакого интереса не представлял… а вот Маша вполне представляла. Как на нее смотрел атаман! Да и все остальные… И что с того, что кричали – худа! Подкормят чуток, а не успеют, так все равно используют, скорее, рано, чем поздно – они ж тут как солдаты славной Советской Армии – в женском вопросе неприхотливы и не сильно разборчивы. Оно, конечно, эти бравые парни, ежели б имели возможность выбирать, предпочли бы какую-нибудь дородную бабенку с арбузной грудью, однако вот выбора-то у них сейчас никакого не было, а была Маша… Тощая, да, слишком уж для этого времени стройненькая, но… уж что есть. И с этим нужно было что-то делать, не рассусоливая, как можно быстрей. А что делать? Бежать, не зная степных троп? Так можно долго пробегать, до полного истощения, и стать легкой добычей каких-нибудь кочевников-степняков, что явно не имело смысла. Пробираться вдоль реки к Дону и в тот же Азак? Ага… самим явиться на невольничий рынок. А куда же еще-то? Чужаки, они везде чужаки, и поступать с ними можно как душе угодно, никто не заступится, никто не ответит. Так что поспешное бегство – не вариант. Эх, был бы проводник, хоть кто-то, знающий степи… А в принципе – можно и в степь, хоть так уберечь девчонку, пусть даже на какое-то время. Найдут? Поймают? Очень может быть, бродники же здесь – дома. Однако ж делать, похоже, нечего – для Марьи иных вариантов просто нет.