Двоясь в хмельном взгляде Иоанна, огни свечей колыхались, как пламя пожаров. На стене, как бесы, корчились тени мудрецов. Иоанн указал на них рукой.

— Вижу я уже — горят стены и башни Новгорода, нет там никому спасения, и люди в огненную реку с моста валятся! — возвестил Иоанн. — Зверем начнёшь, сатаной закончишь… Или я не истинный государь?

В брюхе чревовещателя истошно верещало: «Грозный государь! Грозный государь!»

Иоанн принялся сбрасывать со стола посуду и книги. Карлик сидел под рукой государя и, как ни в чём не бывало, грыз кость. Вассиан нырнул под стол и вынырнул с собакой в руках, кинул собаку на скатерть. Испуганно скуля, собака опрометью пробежала по столу, роняя кувшины. Мудрецы в споре друг с другом ничего не замечали.

— Больше всех земных казней посмертная казнь, — говорил мудрец, — которая на земле творится без погребения…

Чревовещатель заурчал животом: «Казни! Казни!»

Иоанн схватил Вассиана за рясу на груди и начал трясти:

— Сожгу Новгород! Вытрясу казну его и новое войско на деньги новгородские соберу! Не устоять Жигимонту!

— Так, государь, так! — восклицал Вассиан.

— Будет от меня Новгороду Страшный суд, и сам я — Судия!

Иоанн бросил расстригу и ринулся вдоль стола.

— Поход, поход!.. — исступлённо кричал он.

Он вышиб поднос из рук пьяной девки, схватил одного из мудрецов за шиворот и обрушил на пол.

Вассиан пробирался вслед за государем.

— А куда изменников из застенков денем? — то ли спрашивал, то ли подсказывал он. — С собой возьмём или же всех скопом под лёд?

Иоанн внезапно остановился, задумавшись. Вассиан опять поддержал его под локоть. Чревовещатель бормотал животом: «Царь Судия! Грозный Судия!» Обрушенный мудрец лез обратно на своё место. Его собеседник бубнил, не останавливаясь:

— Посмертная казнь есть вечное и бескрайнее расточение вечной души и отлучение вечное от вечной жизни загробной…

Иоанн в ярости ударил мудреца по голове кулаком и потащил на себя скатерть со стола вместе со всей посудой, шандалами и книгами.

— Праздник в державе! Государь, считай, заново воскрес! — заорал Иоанн. — Гулять народ должен! Да, так!.. Все семь чаш гнева Божьего одним махом выплесну!

Иоанн зашатался, и Вассиан подхватил его.

— Сказано в Откровении, — говорил Иоанн, — «истоптаны ягоды в точиле за городом, и потекла кровь из точила даже до узд конских»…

Чревовещатель безостановочно урчал животом: «Страшный суд Новгороду! Страшный суд Новгороду!»

Вассиан яростно зыркнул на девку-прислужницу.

Девка всё поняла, подбежала, села на пол и раздвинула ноги, натянув коленями подол.

Вассиан бережно опустил государя на пол и уложил головой на подол прислужницы.

— Васька, пускай Федька мои бармы отдаст! — по-детски слезливо и жалобно попросил пьяный Иоанн. — Где бармы мои?..

Филипп знал, что жизнь его завершается. И завершалась она в смиренной скорби. Он ничего не смог. Прав был его друг Ваня — он дурак. Господь вложил в его руку такую силу, а он… Он даже верить-то не научился. Строить и молиться научился, а верить — нет.

Филипп в Господе не сомневался. Мир — большое хозяйство, и без хозяина такое не устоит. Но как можно верить в то, что и без веры очевидно? Верить можно лишь в то, чего не знаешь. Как Ваня делает.