Драка закончилась, все остановились, и смотрели на нас у костра. Я видела, что у Павла разбита бровь и серьёзная ссадина на скуле. Он рукавом вытер кровь с лица, поднялся на ноги, кинул взгляд на мужчин, потом направился ко мне. Протянул мне руку и рывком поднял на ноги. И зачем-то полез меня ощупывать. Посмотрел с недоверием.

– Юль, ты что, на самом деле, сожгла бумаги?

Я смотрела на него и молчала.

– Ты сдурела? Они в единственном экземпляре! – Судя по всему, Зотов никак не мог поверить в то, что произошло.

– Черт с ними, – проговорила я, с тревогой косясь за его спину.

Ковалев поспешил к сестре, выхватил у неё обрывок, принялся в него вглядываться. А затем побагровел лицом и шагнул ко мне.

– Ах ты, психованная сука! – зарычал он.

Я поневоле взвизгнула, отпрыгнула от него, а Павел сшиб бывшего шурина с ног. Схватил за грудки и встряхнул. Выдохнул ему в лицо.

– Утихни, Гриша. – Он снова его встряхнул. – Нет больше бумаг, нету!

– Ты из меня дурака сделать собираешься? Ты думаешь, что я поверю?..

– Мне всё равно. Можешь жизнь положить на поиск этих денег. Твоё право.

Павел выдохнул, поднялся, снова вытер рукавом лицо. Остановился, посмотрел на всех, затем закинул голову назад, посмотрел на темное небо над головой. И засмеялся. Зло и отчаянно.

Ковалев сел, снова стал вглядываться в обгорелый обрывок, разглаживал его пальцами.

– Это мои деньги, – рыкнул он.

Зотов опустил голову, глянул на бывшего родственника.

– Забери их себе, – сказал он. Кивнул на обрывок. – Там есть какие-то цифры, можешь попытаться восстановить информацию. У тебя есть на это целая неделя. – Павел отступил, взял меня за руку. – Гриша, – позвал он.

Ковалев поднял голову, злобно глянул на нас. А Павел сказал:

– Я теперь всегда буду на чеку. Запомни это. И я запомню нашу с тобой последнюю встречу.

– Не думай, что она последняя, Паша. Ох, не думай.

– Пошли, – сказал мне Павел, и я поспешила за ним, почти бегом, не успевала за его широким шагом.

Дом мы покинули, вышли за ворота, и некоторое время шли в молчании по темной улице. Ни тебе людей вокруг, ни машин. А я постоянно оглядывалась через плечо, переживая, что нас решат догнать. Но никто за нами вслед не кинулся, по всей видимости, переживали потерю.

– Прости меня, – сказала я.

Мой голос прозвучал глухо и как-то бесцветно, перебив звук нашего с Павлом торопливого, от быстрой ходьбы, дыхания.

Зотов посмотрел на меня.

– За что?

– За то, что сожгла бумаги. Не спросив у тебя.

Небольшая пауза, после чего Павел невесело хмыкнул.

– Это было бы довольно странно, спросить у меня на это разрешения.

Мы снова шли молча, вышли за пределы посёлка и оказались на пустынной дороге.

– А ты бы разрешил? – Вопрос сам по себе вылетел.

Павел поднял руку, взъерошил волосы. Ему даже сейчас было трудно осознать, а уж тем более, прийти к выводу, так ли он хотел разрешить этот вопрос. Всё-таки это было его наследство. Он помолчал, затем, с нервным смешком, проговорил:

– Юль, ты знаешь, сколько там было денег?

– Нет, – спокойно ответила я. Покрепче взяла его за руку. – Я знаю, что они тебе не нужны.