Загромыхали шаги по настилу.

– Что такое, капрал?

Солдата звали Рэтклифф, он был радистом. С трудом дышал, после того как бегом поднялся по лестнице. Согнулся, упершись ладонями в колени и хватая воздух ртом в промежутках между словами.

– Генерал, сэр, мы отправили сообщение, как вы приказали.

– Что насчет Люкенбаха?

Рэтклифф торопливо кивнул, всё так же глядя вниз.

– Да, они послали взвод. – Он закашлялся. –  Но есть другой момент. Они единственные, кто ответил.

– Отдышись, капрал.

– Да, сэр. Виноват, сэр.

– А теперь рассказывай по порядку.

Солдат выпрямился.

– Всё так, как я сказал. Хант, Комфорт, Берни, Розенберг – мы не получили никакого ответа. Ни подтверждения приема сообщения, ничего. Все посты, за исключением Люкенбаха, в эфир не выходят.

В ворота въехал последний автобус. Внизу, на стоянке, рабочие выходили из машин. Некоторые разговаривали, шутили, смеялись, а другие быстро отделялись от толпы и уходили по домам.

– Благодарю, что сообщил, капрал.

Апгар поглядел ему вслед, а потом снова повернулся, глядя на долину. Завеса тьмы надвигалась на поля. Что ж, подумал он, видимо, это правда. Было бы здорово, если бы это случилось попозже. Он спустился по лестнице и подошел к воротам. Там стояли двое солдат и гражданский, мужчина лет сорока, в грязном комбинезоне и с гаечным ключом размером с кувалду в руках.

Мужчина выплюнул на землю какой-то комок.

– Ворота теперь должны нормально работать, генерал. Еще я всё хорошенько смазал. Закроются тише, чем кошка пройдет.

Апгар поглядел на одного из солдат.

– Все машины прибыли?

– Насколько мы знаем, да.

Апгар задрал голову к небу. Там уже появились первые звезды, мерцая в наступающей темноте.

– Окей, господа, – сказал он. – Тогда закрываемся.

Калеб сидел на ступенях крыльца, глядя, как наступает ночь.

Днем он проверил убежище, куда уже не заглядывал не один месяц. Построил его только для того, чтобы отцу угодить. Тогда это казалось полной глупостью. Да, случаются торнадо, да, иногда люди гибнут, но какова вероятность? Калеб смел с люка листья и прочий мусор и спустился вниз по лестнице. Внутри было темно и прохладно. Керосиновая лампа и бутыли с горючим у стены, люк, запирающийся изнутри на два стальных засова. Когда Калеб показал убежище Пим, на второй вечер после того, как они приехали на ферму, он ощущал себя несколько неловко, будто это сооружение было слишком дорогой и неоправданной прихотью, полностью противоречащей их оптимистичному настрою. Однако Пим восприняла это иначе.

Твой отец кое-что знает. Хватит извиняться. Я рада, что ты это сделал.

А теперь, глядя на запад, Калеб следил за заходящим солнцем. Его нижний край едва коснулся вершины хребта. А потом будто начал ускоряться, как это всегда бывает.

Уходя, уходя, уходя.

Он почувствовал, как всё меняется. Казалось, всё вокруг него замерло. Но в следующее мгновение он уловил краем глаза движение в кроне пекана, высоко. Шуршание. Что он видит? Не птицы, что-то изрядно тяжелее. Он встал. Вздрогнуло второе дерево. Третье.

И он вспомнил фразу из прошлого. Когда они нападают, то нападают сверху.