– Заводной фонарь взял, а? – спросил Юстас.

Фрай достал фонарь. Юстас крутил ручку, пока лампочка не начала светиться.

– Эта хрень больше трех минут не проработает, – предупредил Фрай. – Думаешь, они там?

Юстас уже проверял оружие. Защелкнул барабан обратно и убрал револьвер в кобуру, но не стал ее застегивать. Фрай сделал то же самое.

– Думаю, сейчас узнаем.

Одни из загрузочных ворот были приоткрыты. Юстас и Фрай в кувырке заскочили внутрь. Запах ударил их, как кувалда.

– Видимо, вот и ответ, – сказал Юстас.

– Мать твою, какая мерзость, – сказал Фрай, сморщив нос. – Нам действительно смотреть надо?

– Держи себя в руках.

– Серьезно, щас блевану.

Юстас еще несколько раз крутанул рычажок фонарика. Впереди был коридор, ведущий в рабочий зал, по стенам виднелись шкафчики. С каждым шагом запах становился всё сильнее. Юстасу в его жизни многое довелось повидать, но сейчас он был уверен, что худшее впереди. Они дошли до конца коридора, к распашным дверям.

– Думаю, самое время попросить прибавку, – прошептал Фрай.

Юстас вытащил револьвер.

– Готов?

– Шутишь, на хрен?

Они вломились внутрь. Органы чувств Юстаса подверглись серии быстрых ударов. Первым был запах – настолько тошнотворный запах гниения, что Юстас точно бы расстался с ланчем, если бы взял себе за труд сегодня поесть. Следом по ушам ударил звук, мощная вибрация, будто от работающего мотора. В центре помещения виднелась огромная темная куча, края которой будто шевелились. Юстас сделал шаг вперед, и с трупов взлетели мухи.

Это были собаки.

Он вскинул револьвер и услышал вопль Фрая, но в то же мгновение на него что-то обрушилось, сбивая с ног. Можно было догадаться, учитывая, что столько людей пропало. Он пытался ползти, но внутри него начало происходить нечто ужасное. Что-то вроде… головокружения. Так вот как оно начинается. Он протянул руку за револьвером, чтобы застрелиться, но кобура, конечно же, была пуста, а потом руки онемели и обмякли. Следом онемело и обмякло всё тело. Юстас тонул. Головокружение превратилось в водоворот в голове, который затягивал его, ниже, ниже и ниже. Нина, Саймон, любимые мои, обещаю, что никогда вас не забуду.

Но именно это и произошло.

Воспользоваться мы должны теченьем, Иль потеряем груз.

Шекспир

«Юлий Цезарь»

Было уже почти девять, когда Сестра Пег проводила Сару к выходу.

– Спасибо, что пришла, – сказала она. – Это всегда значит очень много.

Сто шестнадцать детей, от крохотных младенцев и до подростков, почти взрослых; у Сары уходило два дня целиком, чтобы всех их осмотреть. Приют был из тех обязанностей, от которых она могла бы уже давно отказаться. И Сестра Пег прекрасно поняла бы это. Однако Сара так и не смогла решиться на это. Если ребенка среди ночи затошнило, или температура поднялась, или он спрыгнул с качелей и неудачно упал, на вызов всегда приходила Сара. Сестра Пег всегда встречала ее с такой улыбкой, что будто и не сомневалась ни на секунду, кто будет стоять у ее двери. И как мир без нас жить будет?

По прикидкам Сары, Сестре Пег было уже под восемьдесят. Как ей в таком возрасте удавалось продолжать руководить таким хлопотным делом, сдерживая хаос, – просто чудо. С годами она стала несколько мягче, стала более сентиментально говорить о детях, как о тех, что еще были на ее попечении, так и о тех, что уже давно покинули приют; она следила за тем, как они живут, как устроились, с кем поженились, есть ли у них дети, будто была всем им матерью. Хоть она и никогда такого не говорила вслух, Сара понимала, что для нее все дети из приюта – как родные, точно так же, как для Сары Холлис, Кейт и Пим. Они принадлежали ей, а она – им.