Капитал обменялся коротким взглядом с нашим провожатым и откашлялся:
— Мы... Мне не докладывали о вызовах.
— Возможно, ваш связист был чем-то занят? Чем-то более важным. Хм... Твоё здоровье, — поднял я стакан.
Капитан потянулся было чокнуться по такому случаю, но не нашёл отклика с моей стороны, чем был немало огорчён.
— Ладно, — поставил Виталий Борисыч стакан, и донце отбарабанило по столу нервную дробь, — что теперь?
— А сам как думаешь?
— Только не трогайте семью, — выдохнул он, будто это был последний воздух, посетивший его лёгкие.
Я облизнул губы и, состроив максимально омерзительную ухмылку, переглянулся с Ольгой. Она мастерски подыграла.
— Нет... — просипел капитан. — Умоляю. Я... Егор, выйди.
— Но...
— Вон отсюда!!!
Провожатый бочком пробрался к двери и бесшумно исчез, а Виталий Борисыч, облокотясь о стол, продолжил предательски дрожащим голосом:
— Я много сделал для Чабана. Я из-за него головой перед Альметьевском рисковал. И теперь, значит, так вот? Значит, забыто всё? Из-за одного прокола? Что с моей семьёй?
— Она цела, — ответил я, немного помедлив для пущего эффекта. — Пока.
Капитан шумно выдохнул и упал на спинку кресла, будто получил увесистый апперкот:
— Спасибо. Господи-боже...
— Этого мало.
— Я всё сделаю. Всё, что хотите.
— Хм... Пожалуй, кое-чем ты мог бы подсобить.
Глава 52
Каков главный ингредиент лжи? Что делает её по-настоящему правдоподобной и действенной? Кто-то скажет: «Немного правды». Я отвечу: «Нахуй правду». Вера — вот что нужно для успеха. Вера в собственную ложь. Нельзя лгать поверхностно, это всё равно, что писать книгу со схематично проработанными персонажами и пресным лишённым подробностей миром — читатель не поверит. Лгать нужно от всей души, так, чтобы у самого в драматичные моменты ком поперёк горла вставал и слёзы душили, так, чтобы эмоции не были поддельными, чтобы за каждым словом стояла история, которую в любой момент можно достать и предъявить ошарашенному слушателю. А здесь без веры никак. И вера эта должна быть крепка. Крепка настолько, чтобы малейшее неверие оппонента вызывало в вас жгучую обиду и даже злость. Праведное негодование. Никто не смеет сомневаться в ваших словах. Они есть истина. Они святы. И пусть эти слова нужны лишь для достижения определённой цели, сейчас, когда вдохновенная ложь льётся из вашего рта, эти слова творят новый мир, более живой и правдоподобный, чем объективная реальность.
— Думаешь, он не свяжется с Коноваловым? — спросила Ольга, поудобнее устраиваясь на жёстком сиденье колымаги, любезно предоставленной нам стражами моста.
— Зассыт, — утопил я кнопку зажигания и невольно расплылся в улыбке, услышав рокот четырёхцилиндрового движка за спиной. — Ты бы не зассала?
— Пожалуй, — натянула Ольга очки и замотала лицо шарфом. — Думаю, он предпочтёт встретиться лично. Как-никак, речь о его семье.
— Вообще похуй. Через десять минут мы будем в Тольятти, — вжал я в пол педаль газа, как только преграждающая дорогу плита опустилась.
Этот двухместный багги верой и правдой служил капитану для передвижения по вверенному объекту. Рамный кузов, сваренный из стального профиля и труб, нёс пятидесятисильный двигатель, приводящий в движение четыре колеса, обутых в шины низкого давления. Не самый быстрый агрегат, но для бездорожья — самое то. Жаль только, что кабина была открыта всем ветрам, и дабы не покрыться инеем, пришлось напялить слесарные очки и затянуть капюшон по самые брови. В багажнике, притороченная ремнями, бултыхала бензином пара сорокалитровых канистр, и трясся под крепёжной сетью наш скарб.