Адольфыч перехватил взгляд, инстинктивно посмотрел на руку и выронил швабру.

– П-простите… – залепетал старик. – Честное слово, я… это уже давно, я ребёнком был, с мамой… в лагере Равенсбрюк… там его ставили… я почти не помню, мне было пять лет. Номер свели начисто, в семидесятых годах ещё. От-откуда он? Я н-не п-понимаю.

Жан-Пьер ощутил, что, несмотря на перцовку, он сейчас тоже начнёт заикаться.

Оберштурмфюрер махнул уборщику в сторону двери.

Старик, пятясь, как краб, потащил тележку назад. На его лице застыло выражение удивления и даже страха. Он пытался спрятать руку за спину, неловко её выворачивая.

Дверь захлопнулась. Мда, неожиданно. Только что в бункере Триумвирата он получил секретную информацию, едва успел переварить – и вот оно, живое подтверждение.

Заражение мутировало. Теперь настоящее исчезает… зато прошлое появляется.

Вчера на месте концлагеря Аушвиц, в генерал-губернаторстве Польша (к слову сказать, там всё давно уже расчистили и засеяли семенами цветов), из воздуха возникло слабое, но различимое изображение печей крематория. А на плацу засветились контуры рождественской ёлки. Казалось бы, что здесь такого? О, да ведь в 1940 году, перед Рождеством, вице-комендант концлагеря Карл Фрицш поставил на плацу дерево, а под еловыми ветвями грудой свалил трупы обмороженных узников – «новогодние подарки».

Проявился крематорий. Проявляются номера на руках. Что дальше?

Оберштурмфюрер Карасик прикончил флягу последним глотком, закуски ему не потребовалось. Он наконец-то успокоился. Ну, что ж… Они скрывали заражение годами, и довольно успешно. Однако теперь у людей появятся вопросы. «Неужели то, что пишут про рейх на форумах “лесных братьев” в Сёгунэ, – правда?» Войска империи жгли, насиловали и убивали миллионы славян, считая их «неполноценной расой»? Потом какой-нибудь умник извлечёт на свет самую первую версию «Майн Кампф» (ещё до редактуры) и задастся вопросом: значит, в Берлине определяли нас как рабочий скот?

А вот тогда уже и начнётся праздник.

Империя погрузится в смуту, «лесные братья» используют свой шанс. Лучше, чем во время Двадцатилетней Войны, – тогда их летнее наступление на крупные города было не без труда, но отбито. И вермахт, и эсэсовцы объединились, чтобы дать отпор… Сейчас же РейхСоюз развалится на мелкие осколки, как разбитый кувшин. И хотя Жан-Пьер презирал власть Триумвирата, он прекрасно понимал – заняв города, партизаны начнут массовые казни всех, кто служил в СС и гестапо… Они и не скрывали намерений.

Бежать? Да, есть куда. Но что делать потом? Подметать улицы в Токио, водить такси, как русские графы в Париже после революции, ночевать на охапке тряпья в подвале?

Карасик вытряхнул последнюю каплю из фляги.

Паша Локтев ведёт себя так, словно у них – вагон времени. А его в обрез. Если не остановить раздражитель, империя попросту начнёт таять, как снеговик весной. Под лучами солнца превратятся в лужу дивизии СС «Викинг» и «Мёртвая голова». Осядут на асфальт ноздреватой массой здания гестапо, Министерства народного просвещения и пропаганды, замок Вевельсбург – вместе с сотрудниками. Исчезнут города. РейхСоюз распадётся на частицы пепла, его остатки развеет горячий ветер… Партизаны пройдут сквозь стены-призраки, ведь некому станет сопротивляться «лесным братьям». И где тогда Паше тратить своё