— Он позвонил?

— Нет, он так и не позвонил. И я не мог связаться с ним. Спустя несколько недель из госпиталя Северной Каролины пришло известие о том, что он умер. И я поехал обратно на восток, чтобы похоронить его на нашем семейном кладбищенском участке.

— Что вы переживали в этот период?

— Одиночество. Были только уже постаревшие дядя с тетей и пара кузенов, которые едва его знали. Мои родители десять лет назад погибли в автокатастрофе от лобового столкновения. На похоронах я, не переставая, думал о том, что хорошо, что родители мертвы, и им не приходится видеть все это. Что за грустная жизнь, прожитая впустую!

— И тогда-то ваши чувства касательно вашей работы и изменились?

— Да, вскоре после этого. Я приходил в ужас от мысли о том, что нужно идти на работу, просматривать рентгенограммы и писать отчеты, сообщающие пациентам о том, что они скоро умрут. И всё на работе, особенно снимки грудной клетки, напоминало мне о Джэйсоне.

На мгновение я погрузился в размышления. Все выглядело довольно очевидно. Успешный человек травмирован смертью брата, переполнен страхом смерти и получает частые напоминания о ней в своей каждодневной работе. Я был почти уверен в том, что я понимал, что происходит, и что точно знаю, как ему помочь. Поскольку наш час подходил к концу, я сказал ему, что я думаю, что смогу ему помочь, и предложил, чтобы мы встречались каждую неделю. Казалось, он расслабился, так, как будто бы он только что успешно прошел прослушивание.

На следующей сессии я получил некую дополнительную информацию о его биографии. Его отец был семейным врачом в сельской местности Вирджинии, а его мать работала рядом с ним медсестрой в их домашнем кабинете. Элвин прямиком пошел по родительским стопам — поступил на подготовительное отделение в университет Вирджинии, затем в медицинскую школу в Нью-Йорке, а потом в ординатуру по рентгенологии в Калифорнии. Он был холост; часто встречался с женщинами, но все эти отношения были непродолжительными. Более того, он ни разу не был на свидании с тех пор, как позвонил Джэйсон.

Я попросил его детально описать мне его типичный день, начиная со времени отхода ко сну. Это упражнение было оправданным, поскольку во многом пролило свет на жизнь Элвина, в частности я узнал, насколько незначительное место отведено в его жизни близости. Хотя в течение рабочего дня он был полностью занят общением со студентами и коллегами, помимо этого он практически ни с кем не контактировал. Он проводил выходные в уединении, в основном сплавляясь на каяке, и практически все его приемы пищи проходили также в одиночестве: завтрак и ланч — в кафетерии больницы, еда на вынос, чтобы поужинать дома, или перекус в каком-либо ресторане, обычно в суши или устричном баре, за стойкой. Его коллеги давно уже оставили идею свести его с какой-нибудь женщиной и стали считать его убежденным холостяком. А некоторые жены факультетских коллег пытались превратить его в дядю семьи, приглашая на выходные или на семейные праздничные ужины. У него не было близких друзей или приятелей, и хотя у него был непрерывный поток свиданий, который, в большинстве своем (еще до существования Интернета), был результатом размещенных в газете объявлений о знакомствах, отношения всегда сходили на нет после одной-двух встреч. Разумеется, я спросил, занимается ли он самоудовлетворением, но он так и не дал мне ясного ответа, и, что еще более странно, оказалось, что он не проявляет никакого интереса к этому вопросу. Я также взял это себе на заметку для дальнейшего прояснения.